«Во второй экспедиции приняли участие восемь человек. Четверо уцелели. Среди них я. Инфекции не было. Так сказали врачи. Но теперь…»
За этим последовало:
«…инфекция или одержимость? Вирус? Паразит? Или что-то более глубокое? Я носитель… или дверь? Во мне что-то есть… или оно проходит сквозь меня? Неужели меня… можно запирать… и отпирать… отпирать, как дверь?»
Затем, менее связно:
«…никогда не шли вперед… шли в сторону. И даже не понимали, что это боковая ветка. Потому что все мы давно… мы перестали думать о… перестали верить в… существование боковых веток».
И наконец:
«…надо будет выйти из машины… пойти в… но не туда, куда бы им хотелось отправить меня. Не в трансляционную капсулу. Нет, если я сумею этому помешать. Дом. В дом. Сказал ли я тебе, что они все погибли? Первая экспедиция? Когда я нажму на спусковой крючок… стану ли я закрытой дверью… или открою ее им? Сказал ли, что я видел? И кого видел? Сказал об их страданиях? Ты знаешь про мух и насекомых? Под тем красным небом? Сказал я тебе? Как я оказался… здесь? Здесь?»
Последние бывшие на ленте слова были сказаны не по-английски.
Я поднес ко рту бутылку «Короны» и только тут понял, что она пуста.
Бобби спросил:
— Брат, так это место с красным небом и черными деревьями — то самое будущее твоей ма?
— Делакруа сказал, что это боковая ветка.
— Что это значит?
— Не знаю.
— А они знают?
— Похоже, что нет, — сказал я, нажимая на пульте кнопку «перемотка».
— Мне приходит на ум несколько мерзких мыслей.
— Коконы, — догадался я.
— Думаешь, они выросли из Делакруа?
— Или «прошли» через него, как он выразился. Словно он дверь.
— Что бы это ни значило, что в лоб, что по лбу. Нам без разницы.
— Я думаю, что, если бы не было трупа, не было бы и коконов, — сказал я.
— А я думаю, что пора собирать рассерженных крестьян и идти на замок с факелами. — Тон Бобби был более серьезным, чем выбранные им слова.
Когда перемотка закончилась и прозвучал щелчок, я спросил:
— Можем ли мы взять на себя такую ответственность? Мы слишком мало знаем. Наверно, нужно кому-нибудь сообщить о коконах.
— Ты имеешь в виду полицию?
— Вроде того.
— Знаешь, что они сделают?
— Закрутят гайки, — сказал я. — Но это даст нам право взбунтоваться.
— Они не станут сжигать их. Возьмут образцы на пробу.
— Я уверен, что они примут меры предосторожности.
Бобби засмеялся.
Я засмеялся тоже, но в этом смехе было больше горечи, чем веселья.
— О’кей, свистни мне, когда начнется поход на замок. Но сначала Орсон и ребятишки. Потому что пожар помешает нам передвигаться по Уиверну.
Я вставил чистую кассету во вторую деку.
Бобби спросил:
— Хочешь сделать копию?
— Это не помешает. — Магнитофон заработал, и я обернулся к нему: — Ночью ты что-то сказал.
— Думаешь, я помню всю чушь, которую несу?
— Это было на кухне бунгало, рядом с трупом Делакруа.
— Там слишком воняло.
— Ты что-то услышал. Поднял глаза и посмотрел на коконы.
— И сказал: «Должно быть, это у меня в голове».
— Правильно. Но когда я спросил, что ты слышал, ты ответил: «Самого себя». Что ты имел в виду?
Бобби допил пиво, остававшееся в его бутылке.
— Ты положил кассету в карман. Мы собирались уходить. И тут мне показалось, что кто-то сказал: «Стой».
— Кто-то?
— Сразу несколько человек. Они сказали хором: «Стой, стой, стой».
— Моррис Уильямс и группа «Зодиаки».
— Ты мог бы быть диджеем на «Кей-Бей». Но потом я сообразил… что все они были моим голосом.
— Твоим?
— Это трудно объяснить, брат.
— Наверно.
— Я слышал их секунд восемь-десять. И даже позже… Чувствовал, что они еще говорят, но уже тише.
— Подсознание?
— Может быть. От этого мурашки по телу бегут.
— И что еще они говорили?
— Ну, во всяком случае, они не подговаривали меня принести девственницу в жертву Сатане или убить папу римского.
— Только «стой, стой, стой», — сказал я. — Как закольцованная лента.
— Нет, скорее как настоящие голоса по радио. Сначала я подумал, что они раздаются… откуда-то из бунгало.
— Ты поднял фонарь и осветил потолок, — напомнил я. — Коконы.
В глазах Бобби отражался слабый свет лампочки, горевшей внутри магнитофона. Он не отводил взгляда, но молчал.
Я тяжело вздохнул.
