– Галилей, где вы были? – осведомился Дюкри, старательно не замечая бутылку.
Точнее, не замечая того, что, когда он вошел, она стояла рядом с радистом, поскольку все астрологи Герметикона пользовались известными послаблениями и могли себе позволить употреблять в присутствии начальства.
– Я находился в астринге, капитан, готовился к походу, – неожиданно бодро отрапортовал Квадрига.
– Вы не слышали мой вызов?
– Трудно сказать, капитан. Возможно, слышал.
– И?
– Я ведь сказал: возможно.
Радист и рулевой принялись дружно прятать улыбки. Но не особенно старались, поэтому Уран их видел.
– Астрологическая служба готова к походу?
– Полностью, синьор капитан.
– Прекрасно.
Уран посмотрел в большое лобовое окно цеппеля и увидел приближающийся грузовик, на подножке которого стоял улыбающийся старпом. Ему потребовалось очень мало времени для «решения проблемы груза», а судя по довольной роже – дело намечалось прибыльным.
«Нужно было лететь на Тердан вместе с Бабарским, а Крачина заслать сюда, он все равно ходит у Дорофеева старпомом, вот и потренировался бы в управлении командой, – тоскливо подумал Дюкри. – Но нет, сам вызвался на «Цехин»! А Бабарский с Крачиным небось сейчас развлекаются напропалую…»
⁂
– Сука!
Громила выхватил нож. Выхватил с отточенной, профессиональной ловкостью, поэтому заметить, что в руке бандита появился тонкий, темного цвета клинок, мог только хорошо обученный боец.
Например, такой, как Аксель Крачин.
– Сука!
Громила никогда не имел дело с высококлассными противниками и действовал в привычной манере, искренне полагая, что появившийся нож Аксель не заметил: выкрикнул ругательство, сфинтил, показывая, что идет влево, и резко атаковал, намереваясь вонзить клинок точно под вздох.
И сильно удивился, поняв, что промахнулся.
В смысле, удивился бандит много позже, когда пришел в себя после мощнейшего прямого встречного, да еще усиленного кастетом – шутить с обитателями Омута Аксель не собирался.
Громила только летел к земле, а Крачин уже бил его напарника: локтем, возвратным движением, в голову и тут же в печень – с разворота. Второй удар оказался настолько мощным и сильным, что бандит с визгом сложился пополам и повалился на громилу.
– Скотина! – выкрикнул Бабарский и наподдал корчащемуся от боли уголовнику ногой.
– Ты говорил, что все пройдет тихо! – рявкнул Крачин.
– Откуда я знал, что они настолько тупые? – парировал Бабарский.
– Ты говорил: все схвачено! – напомнил Аксель, поднимая с пола саквояж с добычей.
– Сумма показалась местным уголовникам слишком большой, и они решили нас кинуть.
– Идиот!
– Делай свое дело или умрешь.
– А ты?
– Я выкручусь.
Дверь, которую они едва успели захлопнуть перед носом преследователей, пробили две пули. Крачин и Бабарский переглянулись и, не сговариваясь, бросились на улицу.
///
Люди творческие: драматурги, писатели и особенно поэты, то есть склонные к метафорам и ценящие тонкое слово, давным-давно нарекли сферопорты «городами, которые никогда не спят», и свято верили в то, что отыскали и точное, и удивительно благозвучное определение, гениально связавшее великое искусство с серой повседневностью. Однако представители богемного сообщества крепко ошибались, думая, что веселые пирушки заполночь служат главным признаком неспящего города, потому что чуть позже, примерно за час до окончания «собачьей вахты»[2], в «городах, которые никогда не спят», наступала тишина. Все сферопорты любят ненадолго прикорнуть, отдыхая от привычной суеты и шума. Бесчисленные окна темнели, гасла половина уличных фонарей, в больших, выстроенных «колодцами» домах запирались ворота, и на улицах становилось тихо…
Так тихо, что топот ног разносился, кажется, по всему району, четко показывая преследователям, куда направились беглецы. И это несмотря на то, что и Аксель, и Бабарский были обуты в ботинки с мягкими подошвами, без металлических набоек.
Но в ночном сферопорту даже кошки грохотали гусеничным бронетягом.
– Вот они!
– Вижу!
– Стреляй!
– Далеко!
– Стреляй!
И через секунду тишину разорвал грохот пистолетного выстрела.
– Нас заметили, – отрывисто сообщил Бабарский.
