— Только краем уха, светлый княже. Я в пределы новгородские недавно пришел. Не вели казнить, но о татях ничего не слыхал.
— Поверим скомороху? — обратился князь к боярам.
— Когда проверим — тогда поверим, — ответил Остромир. — Вели, господин, держать его покуда. И крепко держать! За ним пригляд нужен.
— Что ж, так тому и быть. Бери и приглядывай. А я еще рябушки отведаю. Эй, Кутепка, вина мне и грудинки!
Бояре зашумели, возвращаясь к еде. Радим понял, что самого страшного он избежал, однако расслабляться не следовало. Остромир поднялся на ноги и подошел к скомороху:
— Вставай! Двигай!
— Исполать тебе, светлый княже! Понукаемый боярином, Радим выбрался из шатра.
Остромир вышел следом и позвал своих гридей. Они немедленно явились, веселые от молодого вина и свежего мяса.
— Первой! — сказал Остромир. — У хором, где я на постой встал, — банька есть добрая. Туда скомороха запри. Сторожем Третьяка поставь, после полуночи замену пришли.
— Будет сделано, господин, — кивнул дружинник.
— А ты, смотри, не бузи, — напутствовал Радима боярин. — Попробуешь утечь — пощады не жди.
Радим тяжело вздохнул. Будущее рисовалось ему Черными красками.
Банька была неказиста — сруб в шесть венцов врытый в землю по самую крышу. Половину клети занимал очаг, сложенный из закопченных камней. Когда баню топили, дверь следовало держать открытой, ибо никакого другого выхода для дыма преду, смотрено не было. Внутри находилась нехитрая утварь — бадья да скамья, хотя и та и другая на вид бывалые, но вполне крепкие.
Радима затолкнули в баньку и затворили дверь. Снаружи подперли бревнышком. Запор, конечно, не слишком надежный, но на стороже оставался Третьяк.
Опустившись на скамью, скоморох впервые за последние полдня понял, насколько он устал. Глаза слипались, клонило в сон. Мешали только назойливые мысли. Их было так много, что Рад им не на шутку испугался, как бы не лопнула голова. Думалось обо всем сразу: и об убитых селянах, и о неведомых татях, и о своем невезении, и даже о том, как хорошо все устроилось у Валуни.
Внезапно где-то в темноте послышался шорох. Пленник напрягся, прислушался. Звук не повторился, и скоморох успокоил себя — показалось. В голову лезли новые тяжелые думы о собственной горемычной судьбе.
Внезапно шорох раздался вновь. А потом — скрип.
Что это? Мыши, крысы, змеи? Радим сжал висевшие на шее обереги. А вдруг это обдериха — злобный банный дух, хозяин четвертого пара? Много страшных историй приходилось слышать Радиму на своем веку, но одной из самых жутких была былина о мальчике и бане.
Давным— давно на Смоленщине, в одной небольшой деревеньке, жила семья смердов —отец, мать и двое отроков.
Жили — не тужили. Однажды истопили они баньку и париться решили по старшинству. Первым пощел отец — поддал парку, пропотел — ив озеро. Потом была матушка — попарилась, согрелась — и купаться. Затем наступила очередь детей. Раньше они парились вместе, в баньке малышам места хватало. Нынче же подросли оба, росту и весу набрали. Заупрямился младший мальчишка, мол, не хочу в тесноте жаться, идем париться по очереди. Ответил ему старший отрок, что не дело так поступать — четвертый пар испокон веков обдерихе принадлежит. Злобен тот дух и мстителен. Коли его не почтить, каверзу страшную учинить может.
Уверил брата младший отрок, что отдаст обдерихе четвертый пар, сам же и пятым удовольствуется. Попарился старшой, попотел, и в озеро к бате и матушке отправился. Младшой же в баню отправился. Как внутрь вошел — так больше и не вернулся.
Обеспокоились родичи, что младший братец на озеро не идет, к бане возвратились, а там пар коромыслом. Отец хотел внутрь бежать, да только ошпарился. Мать хотела в дверь войти, — чуть не задохнулась. А брат старший и пытаться не стал, знал, что это проделки обдерихи, а с ним шутки плохи. Как остыла банька, внутрь родичи попали — ив плач. Увидели, что от братца младшего осталось, чуть без чувств не свалились: кости да мясо вареное, кожа с тела клочьями сползла, будто ящерица старую шкурку сбросила.
Как вспомнил ту историю Радим — мигом вспотел. Ох, не к добру эти шорохи и скрипы.
