Радиму уже приходилось попадать в узилище. Ничего приятного в этом не было, однако всегда удавалось выкрутиться, даже если его вина была очевидна. Сейчас важных свидетелей против Радима не существовало. Кроме того, боярыня явно будет на его стороне, дойди дело до разбирательства. Ей же надо, чтоб кто-то отравителя выискивал. Уверенность в благополучном исходе грела душу Радима. Жаль, что она не могла согреть тело.
На шеи узникам надели деревянные колодки, цепями прикованные к стенам. Длину цепей отрегулировали так, чтобы никто из скоморохов не мог дотянуться до другого. Не лишняя предосторожность, ибо Великан и Леший первым же делом попытались добраться до Радима.
— Ты ответишь за то, что втравил нас в это, паскудный мерзавец! — угрожал, давясь слюной, Леший.
— Я даже пальцем не тронул ни одного из вас, заморыши!
— Зато мы тебя тронем, дай срок! Коло скоморохов приговорит тебя к смерти — не отвертишься!
— Вот про Коло я послушаю с удовольствием. Давненько вестей о нем не было. Ваш Туровид еще не по-дох?
— Ублюдок! — Леший почти что завизжал от возмущения. — Тебя самого последний пес на псарне переживет. Великан, сделай что-нибудь! Раздави эту облезлую жабу!
Здоровяк взялся за края колодки и попробовал потянуть в стороны, чтобы освободить шею. Его мышцы вздулись буграми, лицо покраснело от напряжения. Колодка была сделана на совесть, даже силачу не удалось совладать с ней.
— Не могу, — виновато ответил Великан.
Леший загремел цепями в отчаянной попытке вырваться из своей колодки. Настолько сильна была его ярость, что он дергался и брызгал слюной, пока дверь в поруб не распахнулась и на пороге не появился сторож.
— Что тут за кутерьма? — сторож осветил факелом тюремное помещение. В руке он сжимал обнаженный меч и был готов пустить его в ход.
Леший сразу притих. Зато оживился Радим.
— Валуня, ты, что ли? — узнал он ратника, который провожал их с Богданом от ворот к усадьбе воеводы.
— Ага… — неуверенно ответил сторож. — Пошто меня знаешь?
— Скоморох я. Помнишь, утром нас вел?
— Ага. Вот где встретились. Вроде вас двое было, а тут трое.
— На эту парочку не обращай внимания. Они не со мной. Скорее против меня. Богдан же в тепле и уюте.
— Как же тебя угораздило?
— Вот эти курдуши постарались. Напали подло со спины, драку затеяли. Тут и сторожа набежали.
— Сам ты — курдуш! — подал голос Леший.
— Молчи! Не с тобой говорю, — приказал Валуня и снова обратился к Радиму: — Ну, коли не виноват, то утром отпустят. У нас с этим быстро. Либо на плаху, либо на свободу.
— Масленица на дворе. Кто ж об узниках вспомнит? Боюсь, ждать мне, пока все разъедутся восвояси.
— Верно. Гостей много важных. Обо мне и то запамятовали давеча, сменить забыли. Все смотреть ходили, как Симон с Переяславля мечом играет. Говорят, мастер в этом деле большой.
— Слыхал я про него. Да и видал в риге. Знатный варяг.
— Уж точно! Говорят, сейчас направляется в Нориг, чтоб наследство свое вернуть. Дядя-то евойный, Якун, отнял батьковщину, а Симона, тогда еще младенца, в Русь выгнал. Будет теперь в Нориге замятия. Другие молвят, Симон прямо в Ладогу ехал. Тут хочет могилу князя Олега искать, чтоб щит его языческий взять. Сила, говорят, в том щите волшебная, любой град покорится, как его блеск увидит. Не знаю уж, чему и верить.
— А могила князя Олега тут?
— Где ж ей быть! В те стародавние времена окромя Ладоги других градов не было. Курганы вокруг видел? Вот под одним из них, говорят, и уложен наш древний княже.
— Неужто воевода позволит могилы разорять?
— Отчего ж нет? Язычники там лежат. Говорят, в Киеве великий князь ужо все курганы срыл.
— Слыхал… Ну, а об Остромире что говорят?
— Боярине новгородском? Много всякого, он тут частый гость. Они с нашим воеводой можно считать, что друзья, хоть и не ровесники. Ежели воеводе что надо от князя, он первым делом с Остромиром советуется. Нет в Новгороде более влиятельного человека, чем Остромир. Нет и более богатого. Говорят, на строительство Софии княже у Остромира куны в рез брал. До сих пор не вернул.
— И боярыня, молвят, Остромиру благоволит?
— Это ты о чем? — удивился Валуня. — Вот про нее и Яна Творимирыча слухи ходили. Но поклеп это. Добродетельней нашей боярыни не сыскать, она у нас самая праведная христианка. Ежели б не она, до сих пор бы идолы поганые на улицах стояли.
