…Бегу и снова падаю. Подняться сил уже не хватает, и тогда я ползу вперед. Мне больно, чувствую, как что-то острое впивается в ладони и колени, но останавливаться нельзя! Меня гонит вперед дикий страх, затмевающий разум. Отчаяние наполняет душу, переливается через край, я начинаю рыдать. Непослушные ноги снова подводят свою растерянную хозяйку, я падаю и больно ударяюсь бровью о камень. Приподняв голову, понимаю, по глазам течет что-то горячее и липкое…
— Агата, — шепот матери доносится до меня откуда-то спереди, — прости…
Мне все равно, ее нет рядом и никогда не было. Больше не хочу слушать. Подтаскиваю руку к лицу и стираю кровь с глаз. Впереди, совсем рядом, спиной ко мне стоит мужчина, мой отец…
— Тиирон, — я удивляюсь, как слабо звучит мой голос. Мужчина не оборачивается. Собираю последние силы и кричу: — Папа! Ну пожалуйста!..
Плечи мужчины вздрагивают, секунда, и он оглядывается назад. Наконец-то, я вижу его лицо и… ничего. Чуда не происходит. Просто мужчина: высокий, красивый и совсем чужой. Смотрит на меня с затаенным любопытством. А я вдруг начинаю злиться. Злюсь на себя за свой страх перед неизвестностью. Злюсь на этого мужчину, который все еще смотрит на меня и ничего не делает. Злюсь на маму, которая бросила меня здесь такую беспомощную. И когда уже, кажется, готова закричать от разрывающей на кусочки ярости, в меня тыкается холодный мокрый нос Кролика. Поворачиваю голову и вижу свою наглую кошку. В самое мое ухо тихий женский голос шепчет:
— Вставай, Гатька, они — твое прошлое, а будущее уже наступает тебе на пятки… — И кошка разворачивается, чтобы поспешить назад, в ту сторону, откуда я так долго бежала. Я смотрю в том направлении и вижу немигающие желтые глаза, пытливо разглядывающие меня из-под чёрного капюшона. Оставшаяся часть лица этого человека словно закрыта маской, но мне и не нужно его видеть, потому что время еще не пришло…
— Я больше не боюсь, мы обязательно встретимся, обещаю, — слова сами срываются с моих губ.
В желтых глазах мелькает удивление, человек нагибается и поднимает меня на руки. Чувствую, как боль и страх окончательно отступают, а душу наполняют долгожданные мир и покой. Глаза закрываются сами, усталость по-хозяйски обустраивается в замученном теле. Прижимаясь к сильной груди моего спасителя, уже на грани реальности и сна я прошептала ему: «Теперь я успею, что бы ни случилось, я больше не буду убегать, скоро…»
…Хлопнула дверь, в горнице раздались голоса. Я проснулась, сонно огляделась, вспоминая, где нахожусь, и тут же выползла из-под кровати, прижимая к себе Кролика. В комнату вошли бабуля и Хаим, сатир был изранен, но все равно улыбнулся, увидев меня:
— Пока я там погибаю, она собой полы протирает, — дядька поманил меня к себе. — Давай-ка, мелкая, принеси страдальцу чего покрепче.
Чувствуя, как по лицу медленно покатились слезы облегчения, я бросилась навстречу вошедшим. Хаим пошатнулся и крепко сжал зубы. Бабуля ахнула под напором его хватки. Сообразив, в чем дело, я подставила сатиру свое плечо с противоположной от Хески стороны и стала помогать им дойти до кровати.
— А теперь выйди, Гатька! — бабуля, едва мы уложили дядьку, вытолкала меня из комнаты. — Будь в горнице, поешь. Да принеси этому упырю зеленый бутыль из холодника, сегодня ему даже полезно! Спать укладывайся на лавке, не до тебя сегодня. И скотину накорми, подою сама, позже!
Дверь снова захлопнулась прямо перед моим носом. На улице уже смеркалось, я схватила приготовленное заранее ведро с зерном и отправилась кормить и закрывать кур. Затем загнала в стойло Козу, принесла ей воды из ручья. Всё это время думала о Хаиме и его убитой лошади, а Кролик ходила за мной хвостиком и просилась ко мне на руки.
Справившись с делами и всё еще думая о сатире, я машинально подхватила кошку и стала ее поглаживать. На мгновение наши взгляды встретились, и что-то произошло. Снова я будто в сон погрузилась — передо мной размытым пятном виднелась Кролик, а сзади сидела Хеска и разговаривала с Хаимом:
— …дело не пойдет. Куда я ее уведу? Ты в своем уме, старуха?
