Сколько стоит человек. Тетрадь десятая: Под «крылышком» шахты - страница 16

Это, безусловно, самая тяжелая из работ, которые мне приходилось выполнять в шахте. Бурильщик обязан обеспечить свою смену углем и оставить своим сменщикам подготовку, то есть достаточно угля, чтобы навалоотбойщикам было что грузить, пока их бурильщик им подготовит поле действия. Нелегко было тащить ежедневно из сверловой километра за три, а то и больше, электросверло, весившее 19 кг, с кабелем и взрывобезопасным штепселем, и двухметровую штангу! Все нужно проверить, опробовать. И сколько возни с кабелями, трансформаторами, рубильниками, пока все наладишь! Еще тяжелее — выносить из шахты все это хозяйство после работы, когда от усталости сам едва на ногах стоишь. А само бурение? Ведь это не просто просверлить дырку или даже сотню дырок! Надо их забурить правильно — так, чтобы «оторвало» хорошо, да чтобы крепление не нарушить и рештаки скребкового транспортера не повредить. Чтобы не усложнить работу взрывника, надо все учесть. Если лава правильно забурена, то при отпалке более половины угля «прокачивается» самотеком, что очень облегчает работу всех навалоотбойщиков. Ну а что чертовски тяжело — это держать на весу сверло со штангой, которая вращается до двух тысяч оборотов в минуту. А если штанга кривая, тогда от тряски кажется, что зубы изо рта выскакивают! А если бурильные коронки плохо заточены или малого калибра, так что штанга застревает? А если буришь, когда скребок работает и так и норовит подцепить кабель или схватить за ногу? А если в лаве отпалочный газ? И, наконец, если в угле вкрапление породы, замещение, дайки или осадочные породы? Все эти «если» надо преодолеть, и двадцать человек должны быть обеспечены углем. Да еще какой взрывник попадется. Бывает, что в отместку за то, что его не отпускают с полсмены домой, он все перебьет и испаскудит.

Но цель была достигнута. Те из «энтузиастов», кто не сбежал, а прижился в шахте, начали присматриваться к выполняемой мной работе. Кое-кому из них, наверное, стало стыдно: если женщина не боится бурильного сверла, то почему бы не попробовать и самому? Наконец один из них, узбек Махмуд Мамаев, несмело подошел ко мне и, помявшись, выпалил:

— Антоновна, научи меня! Я тоже хочу бурить.

С радостью и большим терпением принялась я обучать Махмуда этой премудрости, стараясь не отпугнуть его трудностями. Вскоре еще двое — Горячих и Коромыслов — стали моими учениками.

Но тут произошла маленькая интермедия, чуть было не положившая конец моей шахтерско-педагогической и вообще какой бы то ни было карьере.

Когда лава отработана, начинается работа в соседнем разрезе, который будет превращен в очередную лаву. Но между ними слишком толстый целик. Что делать? Взять еще пару циклов? Рискованно: лава может «сесть». Оставить так? Тоже не годится: слишком много угля пропадает. Да и целик представляет опасность для нижнего пласта. Он будет, как каблук, давить на его кровлю.

Было принято разумное решение отработать этот целик камерами, выгружая уголь скрейпером на скребковый транспортер. Неразумным было только азербайджанское упрямство Ахундова, тогдашнего нашего помначальника.

В каждой из четырех камер мы уже взяли по несколько циклов, и пора было сматываться: лава урожающе «стонала», ломая крепление.

— Махмед Юлаич, — уже третий раз за смену подходила я к Ахундову. — Давайте выносить оборудование — лава «дышит».

— А ты, Антоновна, б…ишь! — ответил он.

Мне не оставалось ничего делать, как пойти бурить. Мамаев, работавший в соседней камере[3] на скрейпере, зашел со мной в камеру. Он сказал, что хотел бы освоить бурение камеры на 25 шпуров, но, наверное, ему просто было страшно в лаве.

Мы оба находились в камере, что нас и спасло. Лава села буквально в одно мгновение. Окажись мы там, где были всего за полминуты до этого… Но наш час еще не пробил. По крайней мере, на этот раз. И все же это было жутко.

Воздушной волной нас швырнуло в грудь забоя. Аккумуляторы погасли, нас оглушило, рот и нос были забиты угольной пылью. Что-то шуршало и сыпалось. Барабанные перепонки испытывали такое сильное давление, что не удавалось встать на ноги. Признаюсь — ужас охватил меня.