— Позор, апшеронцы, — сурово сказал Скобелев, лично прибывший в расположение потрепанного батальона. — Командир батальона и командир батареи объявляются под арестом до тех пор, пока вам, солдаты, не удастся спасти их честь. Сумеете вернуть знамя и пушку — сниму арест и забуду о сем конфузе. Не сумеете — отдам ваших командиров под суд офицерской чести. Судьба их — в ваших руках.
Он был очень недоволен, а потому и хмур. Не потому, что Текинцы вроде бы перехитрили его: он по-прежнему верил в искренность Тыкма-сердара. Просто вверенные ему войска не сдали экзамена по внезапному ночному бою в полной темноте, и Скобелев искренне огорчался из-за их нерадивости.
— После такой удачи не удивлюсь, если Топас-хан предпримет новые попытки, — сказал Гродеков.
— Усильте секреты и казачьи дозоры, — Михаил Дмитриевич все еще был не в духе. — Заодно передайте инженеру Рутковскому, чтобы готовил минный подкоп под западный фас Денгиль-Тепе. Кажется, их прыть начинает мне надоедать.
— Но на южной стороне форта больше трещин.
— Дайте батарею из резерва Куропаткину. Он с юга и снарядами разворотит. И пусть путейцы поторопятся с дорогой на Бами!
Текинцы и в самом деле возрадовались нежданной удаче: опытный Гродеков оказался прав. Первое время после ночной вылазки они беспрестанно, не только ночью, но и днем пытались проникнуть к русским окопам, но вовремя усиленные пехотные секреты и казачьи дозоры пресекали эти попытки. Но это тоже не вносило успокоения в растревоженную душу Скобелева. Он требовал ежедневных докладов путейских инженеров, часто объезжал участки строительства, которое велось круглосуточно и невиданно ускоренными по тем временам темпами.
К этому моменту наконец-то вернулся Баранов. Посовещавшись с Гродековым, Скобелев отправил на строительство дороги все учебные команды, приказал боевым пехотным батальонам ежедневно в порядке оговоренной очередности отправлять по роте в помощь путейцам и поручил Баранову общий надзор. В конечном итоге его хмурое упорство и ежедневные объезды работ куда в большей степени поспособствовали строительству, нежели сотни лопат дополнительных землекопов. В конце декабря путейские инженеры с огромным облегчением доложили, что железная дорога от Красноводска до Бами завершена и после обкатки готова к переброске грузов.
— В чем заключается обкатка?
— Первым по пути должен пройти заведомо перегруженный состав, ваше превосходительство. Необходимо посадить шпалы в надлежащие места, проверить параллельность рельсов, стрелки и стыки…
— Прекрасно, — сказал Михаил Дмитриевич. — Действуйте, как положено, но вместо балласта загрузите все вагоны и платформы необходимыми мне грузами.
Обкаточный состав благополучно добрался до Бами, хотя и со скоростью верблюжьего каравана, доставив к позициям не только дополнительные запасы продовольствия, но и снаряды. Правда, Скобелеву и этого показалось мало. Он приказал надстроить вторыми этажами не только грузовые платформы, но даже и все товарные вагоны. Поезда ползли медленнее обычного, но зато почти в два раза больше доставляли к передовой продовольственных, фуражных и боевых грузов.
Странно, но после внезапной вылазки текинцев Михаил Дмитриевич заметно изменился. До сей поры он часто говорил, что устал воевать, что людские потери для него непереносимы, а ныне рвался в сражение со всей свойственной ему неукротимой энергией. И причина заключалась не только в том, что утрата батальонного знамени и орудия задела его личную честь. Неожиданность ночного удара всадников Коджар-Топас-хана стоила русским войскам пяти офицерских и свыше девяноста солдатских жизней, и Скобелев ощущал эти нелепые потери с особой тяжестью.
К началу года правый фланг русских войск, подковой охватывающих Геок-Тепе, отстоял от стен крепости на сорок саженей, левый — на семьдесят пять. Рутковский, начавший разведывательные работы по минированию, доложил, что грунт оказался очень удобным: легким и прочным одновременно, что позволяло вести подкоп без обшивки.
— Закончим все работы не позже девятого января, Михаил Дмитриевич.
— Следовательно, на заре десятого — штурм, — твердо сказал Скобелев.
