— Позвольте я осмотрю вас.
— Я не сознался, что понимаю местные наречия, но они точно знали, кто я такой. Откуда они это знали?
— Извольте повернуться на спину, капитан.
— Потом, доктор, потом. Южный фас Денгиль-Тепе весь в трещинах. Его строили торопливо, бить надо там…
— Необходимо обработать ваши раны…
— Меня спасла мать той девочки, Михаил Дмитриевич знает, о ком я говорю. Девочку зовут Кенжегюль. Передайте Скобелеву. Непременно передайте Скобелеву.
— Я вынужден отправить вас в Кавказский госпиталь.
— Дословно передайте Скобелеву. Южный фас…
Млынов замолчал на полуфразе, вдруг потеряв сознание. Распорядившись обработать его раны и немедленно, первым же кораблем отправить капитана на Кавказ, Гейфельдер наконец-таки освободился и поспешил в штаб, где, как ему сказали, Михаил Дмитриевич проводил командное совещание.
Он еще не продумал, как именно начнет готовить Скобелева к трагическому известию, но рассчитывал, что успеет подготовиться, ожидая, пока кончится совещание. Но доктора знали не только как основного и многоопытного врача, но и как близкого друга Михаила Дмитриевича, поэтому двери совещательной комнаты тут же перед ним и распахнулись.
— Проходите, доктор. Это ведь касается и вашей службы.
Гейфельдер вошел и скромно присел в сторонке. У прикрепленной к стене топографической схемы стоял инженер Рутковский, докладывая обстановку. Скобелев сидел спиной к доктору, а потому и не заметил его.
— Крепость представляет собою неправильный четырехугольник, обнесенный стенами со всех сторон. Стены земляные, вышиною от двух до трех сажен, толщиною в основании до пяти, а поверху — от трех до четырех саженей. Крепость обнесена рвом по всему периметру от трех до девяти футов глубины при ширине до двенадцати футов. Местность вокруг крепости низменная, легко просматриваемая, особенно если учесть форт Денгиль-Тепе, высота которого ориентировочно до семи сажен.
— Ускоренная осада, — сказал Михаил Дмитриевич. — Солдатам зарыться в землю до двух сажен. Какие соображения будут у господ офицеров?
С этими словами он обернулся и впервые заметил доктора. Кивнул ему, улыбнулся, а Гейфельдер, припомнив рассказ Млынова, сказал вдруг:
— Южный фас форта Денгиль-Тепе весь в глубоких трещинах. По-видимому, строили второпях.
— Вы стали разбираться в особенностях фортификации, доктор? — усмехнулся Скобелев. — Приятно слышать. Откуда же у вас эти сведения?
— От капитана Млынова.
— Господа офицеры, получасовой перерыв, — тут же распорядился Михаил Дмитриевич. — Подумайте об идее ускоренной осады, когда будете перекуривать.
Дождался, пока все вышли, подсел к Гейфельдеру:
— Значит, он спасся?
— Я нашел его в Бами, в лазарете. Однако он весьма ослабел, не исключаю возможность гангрены, а посему я распорядился немедленно отправить капитана на Кавказ.
— Что он еще просил мне передать?
— Они интересовались количеством верблюдов. И еще — странная фраза — Млынов убежден, что о каком-то человеке в ярко-малиновом халате текинцы ничего не знают.
— Прекрасные сведения, — улыбнулся Скобелев. — Не припоминаете ли чего-либо еще, доктор?
— Какая-то девочка. Кажется, ее зовут Кенжегюль. Ее мать спасла капитана.
— Кенжегюль, — повторил Михаил Дмитриевич, вероятно для того, чтобы запомнить. — Коли это все, то я приглашу офицеров…
— Увы, это не все, Михаил Дмитриевич, — с горечью сказал Гейфельдер. — Я привез горестные новости.
— Горестные?
— Пришла телеграмма, Михаил Дмитриевич, — доктор нервно потер ладони. — В ней сказано… В ней сообщается о кончине вашей матушки Ольги Николаевны.
— Кончине?.. — с какой-то удивленной недоверчивостью переспросил Скобелев.
— Примите мои соболезнования, дорогой Михаил Дмитриевич…
— Скоропостижно? Несчастный случай?
— Подробности в телеграмме не сообщаются.
— Она же никогда ни на что не жаловалась…
В комнату начали возвращаться офицеры. Скобелев резко поднялся:
— Благодарю вас.
Прошел к заваленному картами столу, поворошил бумаги, не поднимая головы. Сказал вдруг:
— Прощения прошу, доктор рекомендует трехдневный отпуск. Продолжим по окончанию оного.
И стремительно вышел.
