Скелеты из шкафа русской истории - страница 13
Когда Петр шел по Москве в немецком мундире с трубкой во рту, он не мог придумать более выразительного образа, который бы напрямую указывал, что он — воплощение Антихриста.
Когда солдаты Преображенского полка тащат в тюрьму старообрядца, что видят люди? Что существа в немецких мундирах, с не по-православному выбритыми подбородками, изрыгая дым из пастей, ругаясь матом, волокут на муки, в своего рода «земной филиал» ада, русского человека… И за что волокут-то? За веру! Русский европеец мог быть вполне искренним патриотом, верным слугой Царя и Отечества. Он испытывал к своей стране естественные сыновние чувства и от души стремился исполнить свой долг. Но страна и народ делились для него на две части: на русскую Европу, к которой он принадлежал и с которой был связан тысячами нитей. И на русскую Азию, которая окружала со всех сторон его Россию, но оставалась чужой.
Русский европеец хорошо видел туземную Россию и знал туземцев (простолюдинов) как помещик — крестьян, офицер — солдат, предприниматель — рабочих, чиновник, врач, учитель — тех, для кого он работал. Хуже всех знал туземцев научный работник или преподаватель университета — он мог месяцами и годами вообще не видеть никаких туземцев, кроме прислуги.
Русские европейцы по-другому одеваются, живут в иначе организованных домах, иначе едят иначе приготовленную пищу.
Я не рассказываю ничего нового.
Профессор Преображенский из булгаковского «Собачьего сердца» — попович, а отнюдь не столбовой дворянин. Очень симпатичный персонаж. Но при всей своей остроумной антибольшевистской риторике и он рассуждает о людях, которые на триста лет отстали от Европы и не научились уверенно застегивать штаны.
Лев Гумилев рассказывал, что в начале XX века, перед Первой мировой войной, очень увлекался «дикарями» Америки и Африки, часто читал о них книжки. И одна из подруг его мамы, Анны Ахматовой, как-то недовольно заявила мальчику: «Да что ты все с этими дикими носишься, Левушка?! Они же такие же, как наши мужики, только черные».
Очень хорошо заметно, что сначала дворянство, потом и интеллигенция чувствуют себя европейцами. Они вроде бы русские… и в то же время они эмигранты, живущие в туземной стране. Они со всех сторон окружены дикими туземцами.
В XVIII веке говорили «дворянство и народ». В XIX и XX веках — «интеллигенция и народ». Интеллигенция оказывалась как бы не входящей в народ или каким-то особым тоже русским, но другим русским народом.
Денди.
Этакий «гламур» XIX в.
Выразительна щемящая цитата из Василия Розанова: «Русь слиняла в два дня… Поразительно, но она разом рассыпалась вся, до подробностей, до частностей… Остался подлый народ…». Трудно понять соотношение этого «подлого народа» и Руси… Если Русь «рассыпалась в два дня», если «подлый народ» сам не Русь, то кто он? Объясняет Иван Бунин: «Есть два типа в народе. В одном преобладает Русь, в другом — Чудь, Меря». Как всегда в таких случаях, возникает вопрос о способе, как их различить, Русь и Мерю? Измерять параметры черепа, как в Третьем Рейхе? Делать анализ крови? Анализ мочи? А Бунин различает…
«Голоса утробные, первобытные. Лица у женщин чувашские, мордовские, у мужчин, все как на подбор, преступные, иные прямо сахалинские. Римляне ставили на лица своих каторжников клейма: „Cave furem“. На эти лица ничего не надо ставить, и без всякого клейма все видно».
Это не просто дрожь отвращения при виде политических врагов. Ни один красный не оценивается так же, с такой же мерой чисто физического отвращения. Да ведь Урицкий и Троцкий — тоже люди своего круга, пусть и политические враги.
А люди из «подлого народа»… Вот они: «мерзкие даже и по цвету лица, желтые и мышиные волосы». «Все они (лица людей. — Авт.) почти сплошь резко отталкивающие, пугающие злой тупостью, каким-то угрюмо-холуйским вызовом всему и всем». Даже «глаза мутные, наглые».
Дело не в том, что Бунин — скверный человек и не любит русский народ. Бунин по-своему предельно жестко отразил следствие этого трехсотлетнего разделения народа на правящих дворян, вечно всем недовольных интеллигентов… и всех остальных.
