Глава 3,
в которой занятия по фонетике вдруг становятся потрясающе увлекательными
Я долго разглядывала надписи иероглифами, оставленные корейцами на доске, а потом не выдержала, взяла мел и нарисовала Пукку в купальнике. А когда я собиралась изобразить ее возлюбленного Гару, вошла Анна Семеновна с двумя пластиковыми стаканчиками, над которыми клубился пар.
– Будьте любезны, коллега, прикройте дверь и откройте окно, – попросила она, – хочется свежего воздуха.
Она осторожно поставила один стаканчик на парту, а другой – на преподавательское место.
– Садитесь, коллега. Чай – вам.
Я сбросила рюкзак и уселась, переваривая новую загадочную информацию. Университетский преподаватель принес чай абитуриентке?! Ну и ну... Да они только и горазды, что гонять нас за напитками к автомату. С какой стати мне оказан почет? Не связан ли он с просьбой Лилии найти таинственную «ее»?
– Спасибо, – поблагодарила я и придвинула чай к себе, – а что, Анна Семеновна, мы все время теперь будем заниматься в этой аудитории?
– Для дифтонгов, которыми я собиралась сегодня заняться с вами, коллега, это место подходит идеально, – сказала Анна Семеновна, размешивая в стаканчике с чаем сахар, – и доска хорошая, и мел у нас...
Она оглянулась на доску и на секунду задержала взгляд на моей Пукке.
– И мел у нас есть. Но боюсь, наши занятия придется временно перенести в другое место. У нас, в некотором роде, сложности на кафедре.
Я слушала ее вполуха, пытаясь потопить в чае ложкой дольку лимона. Противная долька все всплывала и всплывала, только усиливая мое раздражение. Ненавижу эвфемизмы[1], которыми ученые пересыпают свою речь. «Воздухом дышать не особенно приятно». «В некотором роде сложности у них». В некотором роде сложности?! А по-моему, кого-то обокрали! И подожгли!
– Я имею в виду не пожар, – проскрипела Анна Семеновна, словно услышав мои мысли.
Она отхлебнула чай и вдруг заговорила низким бархатным голосом:
– В эту ночь из кафедрального сейфа украдена рукопись.
– Ваша?
– Лилии. Лилия Леонтьевна писала ее несколько лет. В этой рукописи собран материал о новейших методах преподавания теории перевода. Многие издательства будут готовы заплатить крупную сумму, чтобы получить эту рукопись.
– А зачем сожгли помещение? Чтобы замести следы?
Анна Семеновна вытащила ложечку из стакана, уложила ее на салфетку и снова оглянулась на Пукку, нарисованную на доске.
– Ваш папа говорил мне, что вы увлекаетесь комиксами.
– Серьезно? – удивилась я, – в смысле, жаловался?
– Еще он говорил, что прошлым летом в Звенигороде вы ловко расследовали дело о похищенном мальчике. Он вами гордится, ваш папа.
«Ну, это вряд ли», – подумала я.
– I want you to investigate this case[2], – объявила Анна Семеновна.
Эти преподаватели обожают неожиданно переходить на другой язык!
– Should I count the diphthongs in this phrase?[3] – неуверенно переспросила я.
Анна Семеновна рассмеялась сухим смехом, похожим на скрип половиц у нас на даче. Видно, сладкий чай делал бархатистым только ее голос, но не смех.
– Расследовать, – повторила она по-русски, – вам нужно узнать, кто выкрал рукопись, сжег стул заведующей кафедрой и... Впрочем, все. Этого будет достаточно.
Моя рука дрогнула, и долька лимона неожиданно выскочила из стаканчика и упала на стол.
– Вы серьезно?
– Да. It’s important to be earnest[4]. Вы понимаете меня?
– Понимаю.
Я ничего не понимала.
– Наверное, вам интересно будет узнать, что у нас имеются подозреваемые, но пока никаких мер мы не можем применить к виновному или виновным.
– А почему?
– Потому что у нас не один подозреваемый. Вернее, не одна. А целых три. Все три – наши студентки-пятикурсницы. Нужно выяснить, кто из них виновен.
– Как я, абитуриентка, могу это сделать? – удивилась я.
