— Топор и меч — родные братья.
— Будем надеяться, — сказал Джиб, — что меч этот попадет в достойные руки.
— Мы позаботимся, — заверил его Снивли.
— Я принес вам старый топор, — сказал Джиб. — Металл по-прежнему хорош, но лезвие уже так износилось, что точило его не берет. На нем нет ни пятнышка ржавчины. Я подумал, что вы еще сможете пустить этот металл в дело. И кредита за него мне не надо.
Он протянул топор гному.
— Это было хорошее орудие, — сказал Снивли. — Он принадлежал твоему отцу?
Джиб кивнул.
— Он подарил его мне, когда я стал строить свой плот.
— Это мы ему сделали топор, — сказал Снивли. — Это был хороший топор. Но не такой хороший, как твой.
— Отец шлет вам приветы. И мать тоже. Я сказал им, что повидаюсь с вами.
— Вы ведете хорошую жизнь, — заметил гном. — Все вы обитаете на болотах. И уже много лет. У вас нет своей истории, не так ли? Вы сами не знаете, сколько вы там живете.
— Мы не записываем разные события, — сказал Джиб. — У нас есть только старые сказания, которые переходят от отца к сыну. Должно быть, они правдивы, но я не знаю, насколько.
— С тех пор, как гномы обитают на этих холмах, твой народ жил там. И даже еще до нашего появления. У нас тоже есть свои легенды. И о тех, кто открыл здесь руды, и о тех, кто прокладывал первые штольни. Так же, как и вы, мы не знаем, сколько в них правды.
Джиб взвалил на плечо сверток для отшельника.
— Я должен идти, — сказал он. — К пещере отшельника придется долго подниматься. А я хочу добраться домой засветло.
Снивли склонил голову в знак согласия.
— Это достойный поступок. Но нынче развелось много волков. Больше, чем когда-либо, насколько я слышал. Если ты припозднишься, заворачивай к нам и переночуешь здесь. Тебе тут всегда рады.
Сначала Джиб подумал, что отшельника нет на месте, и это было бы весьма странно. В последние годы, особенно после того, как он ослабел, отшельник никогда не покидал пещеры, разве что выбирался запасти лекарственные корни, растения, листья и кору.
Огня в пещере не было и даже не пахло дымом. Тут давно не разводили огня. На одинокой тарелке, стоявшей на грубо сколоченном деревянном столе, лежал засохший яичный желток.
Джиб посмотрел в темноту.
— Отшельник, — тихо позвал он, ощущая какой-то смутный страх от звука собственного голоса, в причинах которого он не мог разобраться. — Отшельник, ты здесь?
Слабый звук донесся из угла. Должно быть, там скреблась мышь.
— Отшельник? — снова позвал Джиб.
Звук повторился.
Согнувшись, чтобы лучше видеть, Джиб осторожно двинулся в ту сторону.
— Я здесь, — слабым голосом сказал отшельник. Голос напоминал шелест падающего листа.
Когда глаза Джиба привыкли к темноте, он увидел его — плоское исхудавшее тело было еле различимо во тьме, лицо покрывала мертвенная бледность.
— Отшельник, что с тобой?
Джиб склонился к соломенному тюфяку. Отшельник был закрыт одеялом до подбородка.
— Нагнись поближе, — сказал он. — Мне трудно говорить.
— Ты болен? — спросил Джиб.
Бледные до синеву губы отшельника еле шевелились.
— Я умираю, — сказал он. — Слава Богу, что ты пришел.
— Тебе что-нибудь надо? Воды? Супа? Сейчас я сварю тебе что-нибудь.
— Слушай, — сказал отшельник. — Не говори, а только слушай.
— Я слушаю.
— Шкатулка у стены… Ключ висит у меня на шее. На шнурке.
Джиб протянул руку.
— Нет, подожди.
— Да?
— В шкатулке… в шкатулке…
Отшельник боролся, чтобы выдавить из себя хоть слово.
— Книга в кожаной обложке. И топорик. Топорик сделан из камня. Отнеси и то, и другое епископу.
— Какому епископу?
— Епископу Башни. Вверх по реке, к северу и западу. Спрашивай. Люди тебе покажут.
Джиб ждал. Отшельник молчал. Он больше не пытался говорить.
Осторожно протянув руку, Джиб нащупал шнурок у него на шее. Приподняв голову отшельника, он высвободил его. На конце шнурка болтался маленький ключик.
Джиб опустил голову отшельника на подушку.
Несколько секунд он подождал, но отшельник не шевелился. Поднявшись, Джиб пересек пещеру, чтобы найти шкатулку. В ней лежала книга, маленькая книга, завернутая в кожу. Рядом с ней лежал топорик. Он не был похож на те топоры, которые Джибу доводилось видеть раньше. Он был вырезан из камня и заострен с одного конца. Даже каменный, он обладал гладкостью металла. И только при внимательном разглядывании можно было различить легкие щербинки.
