Вдруг в башмак Давида что-то ткнулось. Опустив взор, он увидел раболепно приползшего на брюхе пса. Нави, по-видимому, признал, в конце концов, своего хозяина.
— Фу, какой он гадкий, — Клавдия сморщила нос; улыбка, однако, с её лица не пропала.
Давид присел, дотронулся до головы полусгнившего животного. Склизкий чёрный язык попытался лизнуть его пальцы.
— Прости, Нави, — еле слышно произнёс мальчик. Пса сотрясла судорога.
Когда он выпрямился, остатки жизненных сил уже навсегда покинули маленькое облезшее тело.
— Ты живёшь в городе? — Клавдия решила продолжить знакомство.
Давид кивнул.
— А хочешь посмотреть, где я живу?
Давид снова кивнул.
— Давай руку, — приказала девочка.
Её ногти, как отметил мальчик, были с металлическим отблеском.
— Нет, другую, — она отрицательно покачала головой, когда Давид вытянул вперёд руку, которой дотрагивался до мёртвого пса.
* * *
Давид заранее приготовился увидеть то, что никогда ещё не видел. Но всё же он был поражён. Его встретили высокие стены, строгие колонны из светлого мрамора, металлические статуи у входа высотой в три человеческих роста.
— Не бойся, — Клавдия провела его под аркой, и они очутились в огромном зале. По углам тут тоже стояли неподвижные стражи из металла. Стол посреди был слишком велик для одного, и потому Давид спросил:
— Ты здесь живёшь одна?
— Конечно, одна! — рассмеялась девочка, наслаждаясь его растерянностью.
Клавдия села во главе стола на некое подобие трона и небрежным жестом пригласила гостя выбрать для себя любой из многочисленных стульев. Несмотря ни на что, везде царила чистота. И стол тоже был девственно чист.
— Хочешь, я тебя чем-нибудь угощу? — спросила маленькая хозяйка.
Не успел родиться ответ, как она уточнила:
— Правда, могу предложить для тебя лишь сгущённое молоко.
— Нет, спасибо, я не голоден, — отказался Давид, хотя на самом деле это было не так. Быть скромным его приучила мать.
Лучи солнца играли в узорчатых окнах, на светлых стенах, на многочисленных зеркалах. Иногда на блеск было больно смотреть. Здесь было немного прохладнее, чем внизу.
— А тебе здесь не бывает скучно? — спросил Давид и тут же пожалел об этом.
Клавдия, однако, не обиделась. Широко улыбаясь, она ответила:
— Нет, конечно. Скучно — там. Разве нет? Люди — они такие глупые, невежественные, нудные, иногда просто отвратительные. Не вижу никакого смысла в существовании большинства из них. Ну, скажи, разве я не права?
Давид вынужден был согласиться с частью её утверждений. С сомнением осмотрев поверхность стола, на котором не было ни пылинки, он положил перед собой свою лопату.
— Итак, — продолжала Клавдия, — раз ты не голоден, то экскурсия в холодильник откладывается. Ещё у меня тут есть алхимическая лаборатория…
— О! — сказал Давид.
— …обсерватория…
— О!
— …и библиотека! — торжественно закончила она, упиваясь его восторгом.
Действительно, при упоминании библиотеки глаза Давида зажглись неподдельным интересом.
— Прости меня, пожалуйста, Клавдия… а туалет здесь есть? — запинаясь, спросил мальчик.
Хозяйка рассмеялась, вскочила и потащила его в один из боковых коридоров.
— Умыться тебе тоже не помешало бы, — сказала он, глядя на его испачканную физиономию. — И я одолжу тебе свою расчёску!
* * *
— «Общая массовая доля сухих веществ молока…» — внимательно читал этикетку человек в военной форме. — «Питательная ценность…»
Закончив, он вернул консервную банку визитёру.
— Неужели вы не можете подбить эту чёртову штуку, полковник? — негодовал Виктор, изредка потрясая кулаком в сторону неба.
— Во-первых, я подполковник, — поправил посетителя подполковник Капричин. — А во-вторых… вы знаете, что сталось лет сорок тому назад с зенитной батареей в пригороде Гифа, когда они попробовали выстрелить в такое вот облако?
* * *
Давид и Клавдия сидели на краю облака, свесив ноги, и смотрели вниз, на освещаемый закатным солнцем город. Впрочем, Давид больше поглядывал на свою новую приятельницу, которая красочно и забавно описывала, что происходит внизу. При его близорукости вместо города он видел лишь какой-то блин неприятного цвета. Клавдия же… на неё было ужасно приятно смотреть. И слушать. Она была весьма остроумна, а её смех звучал, словно серебряный колокольчик.
