– Я все это умею, – сказала она как можно увереннее. – И кофе тоже. А что вам не нравится в моей внешности?
Маруся совсем не хотела ни хамить Петру Сергеевичу, ни смущать его. Она понимала, что на вид, наверное, не очень представительна, и совершенно серьезно пыталась выяснить, можно ли тут что-нибудь исправить своими силами, и если да, то что именно. Но Петр Сергеевич вдруг смутился, даже покраснел и, отведя глаза, выдавил:
– Да нет... Ничего. Нормальная внешность. – Немного помолчал и вдруг, будто в воду прыгнул: – Если все умеете, беру вас на испытательный срок. Зарплата сто пятьдесят долларов, потом посмотрим. Завтра выйти можете?
Если у Маруси и были сомнения, стоит ли связываться со всем этим делом или лучше досидеть спокойно в издательстве до увольнения, а потом начинать волноваться, то, услышав сумму зарплаты, она онемела. О таком она и мечтать не могла. Это было раз в пять больше ее корректорских харчей. Она только кивнула, не отводя от директора умоляющих глаз.
– Я п-постараюсь, – пролепетала она. – Мне только уволиться надо, но я постараюсь.
– Постарайтесь-постарайтесь, – буркнул новый начальник. – Завтра к одиннадцати. Нет, к десяти, – поправился он. – К одиннадцати я сам прихожу, сварите мне кофе. Вот ключ.
Так началась Марусина новая трудовая жизнь. За остаток этого дня она успела все оформить с издательством, уволили ее – легче легкого, потом ночь, полная волнений и ожиданий, и без десяти десять она уже стояла у двери фирмы, пытаясь засунуть трясущейся рукой ключ в замок.
В помещении никого не было. Обе комнаты были заставлены какими-то коробками, среди которых с трудом обнаруживались четыре стола и несколько стульев. Один стол в дальней комнате был помассивней – наверное, директорский. На другом стоял компьютер, принтер и еще что-то, Маруся не очень в этом понимала. В дальнем углу на стуле она обнаружила электрический чайник и банки с растворимым кофе и сахаром. Процесс варки, таким образом, сильно упрощался. Бумажек, с которыми надо было работать, в явном виде не наблюдалось, если не считать мусора на полу. Писем тоже. Маруся вздохнула, оглядела помещение еще раз и принялась за дело.
Пришедший в офис через полтора часа Петр Сергеевич подумал сперва, что ошибся дверью. Коробки были сложены аккуратно в углу, столы и стулья расставлены, как на параде, дальняя комната – его кабинет – сияла свежевымытыми окнами, на аккуратнейшем пустом столе дымился стакан с кофе и лежала тоненькая стопка бумаг (все, что Маруся отыскала в процессе уборки и не рискнула выкинуть). Сама Маруся стояла в дверях с ручкой и блокнотом, и лицо ее выражало боевую готовность номер один.
Начальник, осторожно ступая, прошел к себе в кабинет, рухнул на стул, судорожно схватил стакан...
– Не остыл? – участливо поинтересовалась Маруся. – А то я новый сварю.
– Как вас... Мария... Не помню по отчеству...
– Эдуардовна, – подсказала Маруся. – Но можно без отчества.
– Мария Эдуардовна. Вы меня устраиваете. Я вас беру без всякого испытательного срока. Мы с вами сработаемся.
Так оно, в общем, и вышло. Время шло, фирма росла, торговала то тем, то другим, нанимала новых сотрудников, увольняла старых, переезжала с места на место, переживала дефолт, поднималась снова, а Маруся так и работала в ней секретаршей директора. Зарплата у нее за все время поднялась не сильно, долларов до двухсот, но ей хватало. Мама у нее умерла, жила она теперь совсем одна, ездила на метро, питалась скромно. Из развлечений – покупала книжки, выбиралась иногда в театр или консерваторию. Словом, все необходимое у нее было, а к лишнему она не привыкла, вот и не приставала к начальнику с повышением зарплаты. Может, потому до сих пор и работала.
И начальник к ней тоже не приставал. Ни по делам лишнего не дергал, ни по личной части. Он, скорее всего, в этом смысле ее просто не замечал, воспринимая как привычную мебель. И Марусю это очень даже устраивало. Она каких только историй про секретарскую судьбу не наслушалась, а у нее все спокойно.
– Скучно ты живешь, Машка, – говорила ей давняя, еще со школьных времен, подруга Катя. – Вон твой начальник какой мужик симпатичный. Я б его давно обженила. А ты как курица.
