Сказки одного дня - страница 14

На этот раз не испугался Гриб. Он даже обрадовался, что избавился от товарища.

— Хватит мыкаться! — сказал он самому себе. — Здесь так сыро и покойно.

Прошло много лет, и на болоте появились люди.

— Что это? — спросил один брезгливо, потрогав палкой слизь, расползшуюся повсюду.

— Это гриб, — сказал шедший рядом. — Он не имеет формы, поэтому вездесущ. Бесформенное в любую складку заползает.

— Смотри, а это что такое? Сверкает, но я его нашёл под слоем слизи!

— А это кристалл, чистейшая и благороднейшая форма. Не всегда ему дано сверкать. Устоит повсюду, а в болоте тонет.

Однажды, совершая прогулку, старый мудрец Лукман увидел группу детей, делающих силки.

— Для кого вы делаете эти силки, дети? — спросил их Лукман.

— Вон для того ворона, — ответили дети, показывая на вершину дерева. — Это какой-то необыкновенный ворон, если судить по его виду. Мы хотим его поймать и продать.

Мудрец взглянул, куда показывали дети, и увидел на вершине дерева удивительно большого и важного ворона, которому, вероятно, было по меньшей мере двести лет.

Лукман знал очень много, в том числе и птичий язык. Он сказал ворону:

— Ты меня удивляешь. На твоих глазах делаются силки, чтобы поймать тебя, а ты даже не пытаешься улететь.

Но ворон лишь презрительно каркнул:

— Что могут сделать мне, вещему ворону, какие-то глупые мальчишки. Мне жалко и смешно смотреть на их потуги. Я презираю их и не хочу о них даже думать.

— Напрасно ты так говоришь, — возразил Лукман. — Мудрость ничего не презирает, а ко всему относится так же серьёзно, как если бы её окружала одна мудрость. Я на твоём месте всё-таки не стал бы испытывать судьбы и улетел.

Но ворон не захотел больше говорить с Лукманом и сердито отвернулся от него.

Мудрец продолжал свою прогулку.

Некоторое время спустя он шёл обратно.

Снова его путь пролегал через то место, где он встретился с детьми и вороном. Ещё издали он увидел, что там произошли какие-то события. Дети оживлённо кричали, а ворона не было больше видно на дереве.

Подойдя ближе, Лукман понял, что случилось. Один мальчик крепко держал важную птицу в руках, а другой — снимал с её лапы петлю силка.

— Как! — воскликнул Лукман, обращаясь к ворону. — Ты попал в силки, которые прекрасно видел и над которыми так смеялся?

— Ах, — вздохнул печально ворон, — ты оказался прав, учитель, а мне нет никакого оправдания.

Помолчав немного, ворон рассказал свою историю:

— Когда ты ушёл, а дети спрятались в кусты, думая, что я их не вижу, — я ещё некоторое время продолжал сидеть на дереве и смотрел на горизонт, предаваясь философским размышлениям. Незаметно меня охватило утомление, и я подумал: «Пока они стараются над западнёй для меня, сосну-ка я». Я ещё продолжал думать о том, чтобы уснуть, как вдруг увидел, что от горизонта на меня движется какое-то пламя. Мне оно показалось очень страшным, и я повернулся в обратную сторону, чтобы улететь. Но пламя надвигалось на меня и оттуда. Я заметался во все стороны, но всюду видел одно: движущийся на меня бушующий огонь. Казалось, ещё мгновение — и он меня спалит.

В поисках спасения я ещё раз осмотрел всё кругом, и какова же была моя радость, когда внизу я неожиданно увидел клочок земли, где не было огня. Правда, клочок тот приходился как раз на то место, где стояли силки этих мальчиков и по величине был лишь немного больше петли силков. Но до рассуждений ли мне было тогда!

Я бросился вниз стрелою и тотчас запутался в ловушке.

И странно… Едва я оказался в руках мальчишек, я понял, что пламени не было и в помине. Да, да, оно мне приснилось, а я и не заметил, как уснул. Ещё не проснувшись окончательно, я с перепуга бросился вниз в петлю и вот… Дальнейшее тебе известно.

Ворон безнадёжно поник головою, и Лукман лишь с усилием разобрал последние слова, произнесённые очень тихо:

— Я понимаю, что теперь всё кончено. Я, глупый, старый ворон, поделом наказан…

— Дети, — сказал Лукман. — Сколько вы хотите за эту важную, но пустую птицу?

— Одну рупию, — ответили дети, посоветовавшись между собою.

— Вот вам рупия, — сказал Лукман, протягивая деньги. — А теперь, когда птица моя, я хочу, чтобы вы её немедленно отпустили.