Они быстро двинулись в ту сторону. Между рассыпавшимися штабелями ящиков что-то смутно белело. Кравцов поднес факел поближе.
– Вы, кажется, не хотели умирать? – спросил Пашка-Козырь. – Есть возможность выйти отсюда живыми.
17
– Так вот о каком твоем шансе говорил Мыш… – догадался Кравцов. – Решил смыться? А зачем скопировал Пашкину голову? Чтобы сразу не прикончили?
Сжавшееся между ящиков нечто страха не вызывало. Лишь брезгливость. Лицо Козыря – бледное, покрытое бисеринками пота – и тщедушное тельце в виде бесформенного клубка щупалец. Отдаленно существо напоминало тварь, в которую превратился Хосе Ибарос, – но не более, чем левретка напоминает сенбернара.
– Нечего с ним разговаривать. Бей! – сказал Архивариус, протягивая Кравцову саперную лопатку – тронутую ржавчиной, но достаточно крепкую. Иного оружия у них не осталось.
– Убери эту железку! – крикнуло существо точь-в-точь Пашкиным голосом. – Я пришел вас спасти. Показать выход наружу.
– Не смеши, Алгуэррос, – сказал Кравцов. – Если тут и вправду есть выход, то уж нам-то ты не собирался его показывать. Сам хотел смыться, да нашумел невзначай.
И Кравцов сделал вид, что примеривается, как дотянуться лопаткой до головы существа, не подставляясь под щупальца. Хотя внутри затрепетала надежда: если не врет, можно спасти хотя бы Аду!
– Алгуэрроса больше нет, – сказал не-Пашка. – Я – не он.
– А кто? Покойная графиня Самойлова?
– Я и сам не знаю… Помню всё, что происходило со мной, пока мы с Наташкой не заблудились на Чертовой Плешке, а потом… Потом ничего не было, только сны, страшные сны…
Якобы Козырь говорил медленно, печально, и Кравцов – странное дело – ему почти поверил. Но лишь почти…
– Допустим… И что ты хочешь за то, чтобы вывести одного из нас наружу?
– Ничего не хочу. А вывести не могу, там мне не прожить и минуты… Могу открыть дорогу. Но почему одного? Уходите втроем.
– Втроем не получится… Открывай, если не врешь.
Выход оказался рядом – дальняя стена раздалась, расступилась – и по глазам ударил яркий солнечный свет. Синело небо, зеленела трава, внизу поблескивала ленточка Славянки – выход открылся из обрывистого берега у подножия Поповой горы. Пейзаж казался знакомым… Точно. Она. Чертова Плешка.
Кравцов жадно смотрел наружу и никак не мог оторваться от зрелища, которое не надеялся уже увидеть, Искушение было велико – подхватить Аду, скатиться с крутого склона, и…
И через несколько минут погибнуть в разверзнувшейся огненной бездне нового Кракатау.
– Приведи в себя девушку, – сказал Архивариус. – Пусть уходит. Даже если это ловушка – хуже не будет.
Кравцов краем глаза заметил, как растянулось в улыбке лицо Козыря – совсем не в Пашкиной, чужой, хищной улыбке. И понял: хуже будет. Всё будет гораздо хуже, если он немедленно не сообразит, в чем подвох…
Аделина пришла в себя от легкого прикосновения к плечу – обморок у нее перешел в обычный сон, тревожный и неглубокий.
– Пошли, – потянул ее Кравцов.
– Куда? Зачем? – Аделина говорила что-то еще, и Кравцов отвечал ей, но не понимал ни слова из сказанного, потому что в голове вертелась одна мысль: в чем подвох? В чем???
Существо отодвинулось от дыры подальше – так, чтобы на него не попадал солнечный свет.
Может, это и вправду Козырь? Козырь, зачем-то скопированный, сдублированный Тварью в ту ночь, когда зачал своего сына с Наташкой на Чертовой Плешке… Зачал… На Плешке… Тварь десятилетнего Сережку Ермакова в Спасовку так и не заполучила…
Кравцов замедлил шаг. Он всё понял. Подвох состоял в том, что никакого подвоха не было.
18
Поверхность озера-провала взгромоздилась гигантским куполом – и рухнула обратно. Вода вращалась все быстрее и быстрее. Наклон стенок воронки становился круче, – казалась, она превращается в гигантский колодец, ведущий в непредставимые глубины.
Несколько секунд спустя воды в озере не осталось.
Секунды эти оказались по-разному наполнены событиями для спустившихся под землю и оставшихся на поверхности.
Генерал-майор Старцев материл радистов (связь на всех диапазонах накрылась неожиданно и бесповоротно, оставив без управления громоздкую структуру, развернутую в Спасовке и окрестностях). Генерал успел оборвать матерную тираду и перевести взгляд на офицера, спешащего к нему с известием: не то террористы действительно сдаются, не то измыслили какую-то провокацию.