– Паша не на шутку струхнул, услышав доклад ДЖАРВИСа. Он представил сырую камеру, освещаемую лишь тусклой лампочкой Ильича, и множество устрашающих приборов, подсоединенных прямо к его мозгу. Вокруг его койки толпились мрачные мужчины с непроницаемыми лицами, желающие разобрать его на молекулы, чтобы добраться до поселившегося в нем ДЖАРВИСа.
– Тебя не найдут. Ты с недельку пересидишь в этой квартире. Потом можно будет потихоньку выходить. Погуляешь вокруг, наберешься сил. А после этого пойдем на прорыв. К тому времени внимание к твоей персоне в этой локации ослабнет. Они будут думать, что, возможно, тебе удалось ускользнуть, и расширят границы первичного периметра. Конечно, это не будет означать для тебя легкой жизни, но, учитывая мои возможности, тебе ни к чему переживать слишком сильно.
– Легко тебе говорить…
Паша начистил двенадцать сосисок, и бросил в кипящую воду. Немного подумав и прислушавшись к своим ощущениям, он добавил туда еще полпачки пельменей.
Через пятнадцать минут с сосисками и пельменями было покончено.
– Блин, у меня такое ощущение, будто внутри желудка находится какой-то провал, где без следа исчезает все, что я ем! А есть все так же хочется. – Паша с нескрываемым сожалением облизывал пустую вилку, шаря глазами по сторонам в поисках подходящего лакомства. Зацепившись взглядом за шоколадки, он мигом схватил себе сразу три плитки и приступил к их поглощению.
– Это нормально, ты же полноценно не питался больше недели. – успокоил его ДЖАРВИС. – Доедай шоколад и иди поспи немного, во сне твой организм восстановится быстрее.
– Да уж, время-то, небось, уже не детское… – Паша вдруг осознал, что опять страшно устал. Веки его налились пудовой тяжестью, он зевнул, сначала робко, а потом основательно, до хруста в челюсти. За окном уже давно царила темнота, освещаемая редкими тусклыми фонарями.
Встав с табурета, Паша проследовал в комнату. Там он взял пульт от телевизора и устроился на тахте, завернувшись в тонкое клетчатое шерстяное одеяло.
– Посмотрим, что тут у нас, – пробормотал он себе под нос, включая телек. – Под бубнеж и спится слаще.
По первой программе шумная банда лицемеров разыгрывала очередной спектакль. Ведущий верещал про «загнивание», скорый крах «англо-саксонского» образа жизни и системы ценностей, а шайка прикормленных «экспертов» радостно ему подтявкивала. Вторая кнопка передавала слезливое шоу о воссоединении потерявшихся тридцать лет назад братьев. Как они потерялись, и что мешало им воссоединиться раньше, Паша не понял. Глаза уже почти совсем закрылись, и он, напоследок, переключил телевизор на спортивный канал. Там шел повтор лучших боев бывшего боксера Николая Валуева.
– Тебе же мозги уже давно отбили? Самое место в Думе заседать, – прошептал Паша и мгновением позже заснул.
Во сне он вышел на ринг против того самого Валуева и продержался, бегая от Николая, целых 39 секунд до тех пор, пока не поскользнулся на настиле ринга, и его голова не угодила под левый боковой гиганта.
После этого он оказался в знакомой палате, вновь сбежал из нее, уткой ударив по голове и оглоушив Посколитова, затем скрывался на скотобойне, питаясь сырым говяжьим мясом, выиграл в лотерею «пять из тридцати шести» миллиард долларов и женился на Дженнифер Лопес, которая родила ему четверых близнецов с огромными жопами. От этих жизненных перипетий у Паши жутко заболела голова, он решил свести счеты с жизнью, выбросившись из воздушного шара на рекордной высоте, и в этот момент проснулся.
Паша открыл глаза и обнаружил, что лежит на полу возле тахты, освещаемый ленивыми лучами осеннего солнца. Голова все еще болела, напоминая о произошедших во сне событиях. Телевизор не работал. Паша зажмурился, пытаясь отогнать видения, и привычным уже движением потянулся почесать свой обрубок. Пальцы нащупали что-то странное.
– Черт меня дери, что за хрень? – простонал Паша, приподнимаясь и поворачивая голову направо.
Вместо обрубка из него снова росла рука. Да, это была самая настоящая рука! Паша ощупывал ее и так, и сяк, пробегаясь пальцами левой руки от плеча до кончиков пальцев, щекоча в локтевом сгибе и пытаясь осмотреть подмышку. Последнего сделать не удалось, потому что новая-старая рука безвольно и неподвижно висела плетью.
