Красивой ликом, но в душе страшней.
Не приводи к ней девочку на пир!
Пахом переглянулся с друзьями и предположил:
– Кто самый страшный для людей? Какая ведьма? Давай спросим так: Дед! У которой сестры гостит наша лесная ведьма?
Дед снова пожевал ртом и промолвил:
– Опасная холодная красавица…
Синильга имя ей!
– Синильга! – охнули все разом.
Каменная глыба глубоко вздохнула и продолжила:
– Ребёнка берегите, что спасти хотите.
Да только и её вы в путь возьмите!
Иначе не помочь… И помните: Синильге
Не разрешайте девочке смотреть в глаза…
Дед кашлянул, зевнул и снова задремал.
– Так, и как же мы к Синильге попадём? Она живёт на острове Малый Таймыр! На Севере!.. – произнёс Пахом. Вся команда заметно сникла – никто не ожидал, что нужно будет держать путь на далёкий и холодный Север. Один леший жевал губами и что-то соображал.
– Знаю, как вам помочь! – сказал Иван Иваныч к всеобщей радости и лукаво улыбнулся. – Только Дед сказал, что ребёнок у вас с собой. Показывайте! – потребовал леший, спускаясь к своей избе. – Я ведь не кусаюсь! Да и невежливо так таиться… Давайте-ка дитя чаем напоим! А то, небось, забыли про малышку. Я как раз заварил хороший чаёк на травках, да с кедровыми орешками. И пирог испёк с брусникой. Вперёд! А то уморите ребёнка совсем!
Девочка выглянула из окна – очень ей захотелось чайку с кедровыми орешками.
– Что, девочка, прав я? – засмеялся мужичок. – Забыли про тебя. Я не спрашиваю, что у вас за дела с лесной ведьмой. Но вот от чая моего отказываться не надо! Обижусь.
Лесные гости знали, что от приглашения лешего отказываться нельзя – силу он имеет их заблудить-запутать в тайге. И никто, ни одно дерево, не скажет, как из тайги выйти.
– Что же он взамен потребует? – со страхом в голосе шёпотом спросил Корней.
Радушный хозяин пригласил девочку и Иннокентия войти. Тополь и дом остались на поляне. Вошедшие увидели, что в тёмной избушке всё сделано из дерева. А на полках девочка заметила удивительных деревянных кукол. Некоторые куклы стояли одни, другие с собачками, с маленькими детьми на руках, некоторые стояли целыми семьями и держались за руки.
– Ой, дедушка! Какие у тебя куклы замечательные! Можно мне посмотреть? – попросила Полина.
– Посмотри, поиграй, если хочешь! – разрешил леший.
Домовой сжал девочке плечи и зашептал прямо в ухо:
– Не вздумай, Полина!.. Это заблудившиеся в тайге люди!.. Не разбей никого случайно!.. Их тайга в кукол превращает!.. Ты этим людям ничем не поможешь…
Полина в ужасе отшатнулась и поёжилась:
– Бедные, бедные…
– Не показывай вида!.. Не бойся! – Иннокентий спокойно посмотрел девочке в глаза, и та перестала дрожать.
Иннокентий, Полина и Иван Иваныч пили душистый чай с кедровыми орешками и молчали.
Наконец Иван Иваныч заговорил:
– Есть у меня одна тайна. К Синильге улететь можно. Только не по воздуху. А сквозь время и пространство, – он помедлил. – Могу вас с девочкой разом к Синильге на блюдечке доставить. Только вот просьба у меня к тебе. С Синильгой нас старое знакомство связывает. Было это давно, лет триста назад. Я тогда ещё был молодой совсем. Занесло меня на Север, на остров Малый Таймыр>14, там она живёт. За оленьими рогами ездил… Там мы и встретились. Была она такая красавица, что глаз не оторвать – статная, высокая. Волосы чёрные, как воронье крыло, и глаза огромные и тоже чёрные, как ночь. Я тоже красавец был. Полюбила она меня. Говорит, со мной будешь жить, на Севере. А я её испугался. Про неё ведь недаром дурная молва идёт, будто бы она людей в холодную степь манит своей песней, и не находят их больше. А я хоть и не человек, а боязно. И согласиться страшно, и отказать. Только вот отказать ещё страшнее. Прожил я с ней месяц-другой, по тайге затосковал. Отпусти, говорю, меня домой, в тайгу, к Деду моему. Попрощаться хочу. Она мне – иди, мол, только часики мне свои драгоценные оставь, чтоб и мне и тебе спокойней было. И пришлось мне часы мои ей оставить. А сам я убежал – по речке, по речке, и домой. Да только я и сам не промах – украл я у Синильги её чудесный алмаз. В этом алмазе её волшебный голос живёт, которым она в снежной степи путников заманивает, напевая им сладкие песни. Как камень её исчез, так она лютовать ещё больше стала… Ох, и сердится же она на меня! Сам боюсь, а тебя прошу – верни мне часы.