Нет, она не будет тревожить охрану, да и что могут сделать простые смертные с вышедшей на охоту пантерой?
В отдалении тихо скрипнула дверь, и, напрягшись, сестра услышала, как низкий, так похожий на звериный рык голос тихо позвал:
- Патрик.
Массивная фигура Шотландца неуклюже дернулась. Было видно, что человек еле держится на ногах от усталости и горя. Он не смыкал глаз уже двое суток.
- Рейф?
- Да.
Еще утром Рейф Кортни был не просто в другой стране, а на другом континенте, но призыв командира заставил его бросить дела и кинуться на помощь. Патрик был не просто лучшим другом, он был членом его семьи. Семьи, которую на всю оставшуюся жизнь он сам себе выбрал.
Мужчины обнялись. Рейф Кортни и Патрик Маккаллум отличались друг от друга, как солнце и луна, и в то же время были на удивление похожи. Это были люди, слепленные из одного теста. Быстрые, сильные, страстные. Каждый из них был личностью, неповторимой индивидуальностью. Из этого сходства и дополняющих друг друга различий выросло нечто большее, чем простая мужская дружба. Полное, непоколебимое доверие. Любовь братьев, уходящая корнями в отрочество, когда они, круглые сироты, попали в закрытую привилегированную школу, и еще более окрепшая в зрелости. Единству и братству они были обязаны тем, что со временем смогли создать мощнейшую деловую империю, известную во всем мире.
Патрик, при его бешеном темпераменте в сочетании с удивительной практической хваткой, был мозгом и сердцем "Маккаллум интернэшнл", Рейф, со своей непревзойденной интуицией и деловым чутьем, был ее душой.
Сколько они себя помнили, они всегда были готовы помочь друг другу, вместе решить любую проблему, выбраться из самой сложной ситуации. Они помогут друг другу и теперь, сколь бы невозможным это ни казалось со стороны.
Рейф не нуждался в словах, чтобы, глядя в глаза друга, понять, как тот измучен тревогой за свою семью. Было нестерпимо смотреть на этого раздавленного свалившейся на него бедой Голиафа. Но с этого момента в борьбе за жизнь близких Патрик больше не одинок.
Рука об руку они подошли к кровати, где неподвижно лежала закутанная в белое молодая женщина, словно спящая принцесса, ждущая своего принца.
- Как она? - прошептал Рейф, с болью глядя в застывшее лицо женщины, которую он любил как сестру и на которой, наверное, женился бы, если бы Патрик не сделал этого первым. - Есть какие-нибудь новые данные?
- Кроме тяжелой травмы головы, тесты показали, что никаких внутренних повреждений, угрожающих жизни, нет. Кости целы. Больше пока ничего сказать нельзя.
- И никаких признаков, что она выходит из комы?
- Нет. Вскоре после того, как ее привезли в больницу, она начала метаться, но, как только я приехал, совершенно успокоилась. Врачи полагают, что, несмотря на тяжелую травму мозга, Джордана бессознательно почувствовала, что я рядом. Никто не может сказать, слышит ли она нас, понимает ли что-нибудь, помнит ли о том, что произошло.
Рейфу не надо было объяснять дважды, что в палате не место обсуждать дела. Ему также было совершенно ясно, что чем дольше Джордана пробудет в коме, тем меньше у нее шансов выкарабкаться.
- Поговорим? - почти беззвучно сказал он, дотрагиваясь до плеча друга.
- Да. - Отпустив безвольную руку Джорданы, Патрик поцеловал жену в лоб и тихо прошептал:
- Мне надо поговорить с Рейфом наедине, любимая. Обещаю, что скоро вернусь.
Как только мужчины вышли в коридор, сестра, возникшая, казалось, из ниоткуда, бесшумно скользнула в палату, чтобы не оставлять больную одну даже на секунду. Убедившись, что все в порядке, Патрик повел друга в пустую комнату, находившуюся как раз напротив палаты Джорданы.
- Ну так, - сказал Рейф, усаживаясь на небольшой диван, - теперь расскажи по порядку, что произошло.
- Самое ужасное, что и рассказывать-то почти нечего. Джордана получила страшное ранение. А нашу девочку похитили. Я обещал всегда и всюду защищать их - и не смог...
Допустил чудовищную ошибку, сплоховал...
- Не правда! Ты делал все, что нужно. Ни один человек в мире не смог бы сделать большего.
- Кроме этого случая... Я предал их. Я должен был быть рядом. - Его широкие плечи сгорбились. В глазах читались тоска и ужас. - Что, если... Господи! Как я смогу без них жить?
