Густой лес впереди — километров на пятнадцать, почти до горизонта — сменился рощами и лугами. Веселенькая такая местность, да еще солнечная… Но Таня указала на одну странность.
— Смотри. — Она вытянула руку. — Это что, дым?
Я только сейчас заметил, о чем она говорит. В самом деле — в двух или трех местах на равнине словно бы держались расплывшиеся облака дыма. Серый флер, задергивавший траву и деревья, прозрачный, но все же различимый.
— Не знаю. — Я всмотрелся. — Больше на туман похоже… Промахнем до темноты эту равнину?
— Ага, — согласилась Танюшка.
* * *
Вблизи этот странный туман выглядел облачками бледно-бледно разведенной черной краски, сквозь которую все видно, а сама она почти незаметна. Первое такое облачко окутывало симпатичную рощицу, и я было сунулся туда, но Танюшка вцепилась в меня:
— Не ходи! Вдруг это какой-то газ!
— Да ну, газ, — для проформы и самоутверждения пробурчал я, но внутрь и правда не пошел. Серое облачко действительно как-то отталкивало, и мы и от остальных держались подальше.
Мы все-таки добрались до леса — как раз к тому моменту, когда солнце за него село. Не стемнело, но резко смерклось.
— На опушке заночуем? — спросила Танюшка устало. Я хотел было кивнуть…
И не кивнул.
Я никогда в жизни не ощущал того, что называется «взглядом в спину». Только в книжках читал. Но, наверное, что-то такое сидит в каждом человеке — от предков, что ли? И просыпается, когда «подопрет».
Уж куда сильнее, чем подперло нас…
Короче — я ощутил этот самый взгляд. Тяжелый и… не то что угрожающий, нет. Но неприятный, словно меня оценивали.
Я обернулся — спокойно, будто решил просто взглянуть на путь, пройденный за день. И — вот честное слово! — на какую-то даже не секунду, а на ее хвостик — увидел промельк движения. В том самом месте, где мы спустились с откоса.
Пятнадцать километров — это много, на таком расстоянии нельзя увидеть одно живое существо, даже крупное. Тут словно черная капля перелилась…
Группа. Стадо, косяк, что угодно. Только как-то странно для животных, словно выглянули — и назад. Животные так себя не ведут.
Именно группа. И если эти — кто бы они ни были — появились именно в этот момент, то они нас, конечно, не видели. А если наблюдали уже давно?..
— Нет, Тань, — спокойно сказал я, — давай уйдем подальше. В лес.
* * *
Ракушки оказались никакими, хотя мы, морщась, сдабривали их пеплом, чтобы хоть чуть-чуть посолить. Однако есть хотеться перестало. Я улегся на траву, закинув руки под голову. Танюшка сидела боком, одной рукой опершись оземь, другой — перебирая пустые раковины, красиво отблескивавшие перламутром изнутри в свете гаснущего костра.
— В них бывает жемчуг? — спросила она вдруг.
— Нет, кажется, — рассеянно сказал я, — это в речных жемчужницах… Но у нас их давно не осталось.
— Ну здесь-то, может, есть? — предположила Танюшка, и я вздохнул.
— Да я забыл, что мы… Может, и есть.
— Олег, а почему мы ушли с опушки? Кого ты увидел?
— Никого, — равнодушно отозвался я. — Просто не хотел торчать там. На всякий случай. Не сами же по себе те ребята погибли?
— Ну, это давно было… — успокоенно протянула Танюшка. — А вот интересно — откуда тут англичане? Или они американцы?
— Или кто угодно, говоривший по-английски, — дополнил я. — Кто их знает, откуда. Мы тут вообще ничего не знаем.
— Завтра дойдем, Олег? — спросила она.
Я пожал плечами:
— Ну, сорок миль завтра кончатся точно. А там посмотрим — знать бы еще, что мы ищем?
— Ход домой, что же еще? — твердо и уверенно удивилась Танька.
Меня просто убила эта ее уверенность. Даже ответа не нашлось, да я его и не искал. Разве что мне подумалось, что разочарование Танюшки при такой уверенности будет тяжелым. Вдруг она его не перенесет?! Чокнется или еще что…
— Тань! — вырвалось у меня.
— Что? — спокойно удивилась она, отряхивая ладонь о джинсину.
— Да ничего, — так же спокойно ответил я. — Просто — Тань-нь-нь… Колокольчик звенит, слышишь?
Она почему-то смутилась — опустила голову, стрельнула зелеными искрами из-под волос. Сказала:
— Хватит тебе. Ты что, в любви признаешься?
Теперь уже я опустил глаза. И, рассматривая куртку у себя на груди, ответил:
