…И, чутьем бойца угадав выпад за сотую долю секунды до него, я упал на правое колено. Нечего было и надеяться уколоть его снизу – он наверняка перехватил бы мой палаш шпринг-клинге, и все.
Поэтому я рубанул. Кругом.
Нэд был дьявольски быстр. Чудовищно, и он, подпрыгнув на месте, спас ноги от моего удара. От этого удара, потому что я в полете довернул клинок – и обратным движением подрубил ему левую ногу сзади под коленом. Еще до того, как он приземлился.
Нэд ахнул – не от боли, а изумленно – и, упав на ноги, начал валиться на бок, но, умело превратив падение в кувырок, ушел от моего укола и встал на ноги метрах в трех от меня. Но как встал! Едва касаясь земли левой ногой! «Сухожилие», – поздравил я себя, вставая и подняв дагу. Левой рукой можно было двигать, бок немел, а рана в колене сильно болела. И все-таки я сразу оказался в более выгодном положении, чем Нэд.
Он это понимал. И сказал искренне:
– Отлично. Я ошибся насчет тебя.
– И очень, – согласился я, придвигаясь к нему. Шпага шевелилась, тело Нэда явно требовало от него – на автомате! – действий, заученных досконально, на уровне рефлекса… а нога парализовала движения. – Плохо, да? – поинтересовался я. – Сейчас будет еще хуже.
– Олег, – окликнул меня Джек.
– Да? – я не повернул головы.
– Не убивай его, Олег.
– Еще раз, – попросил я.
– Я прошу отдать его мне, князь.
– Хочешь меня добить? – спросил Нэд.
– Олег… князь, – снова позвал Джек.
Я убрал дагу и, вытирая палаш о рукав, бросил:
– Он твой…
…Джек догнал меня около лагеря, когда я, сидя на плоском камне, зажимал локтем рану в боку и переводил дух. Англичанин молча стащил с меня куртку и начал осматривать рану в плече.
– Что ты с ним сделал? – спросил я.
– Ничего, – коротко ответил Джек. – Так, с плечом все в порядке, хватит повязки…
– Не убил? – искренне удивился я. Все вокруг со звоном поплыло – Джек добрался до раны в боку. Я усилием воли заставил себя выбраться из позванивающей круговерти. – Какого черта?
– Это надо промыть, зашить и перевязать, – Джек встал. – Посиди, держи руку на дырке. Я сейчас все принесу.
– Я задал вопрос, – напомнил я.
Джек долго молчал, сидя рядом. Я слышал, как он ровно дышит, и, привалившись к нему, начал то ли засыпать, то ли все-таки терять сознание, когда его голос заставил меня вздрогнуть и отшатнуться:
– Ты вряд ли поймешь… и хорошо бы тебе никогда не понимать этого. За двадцать с лишним лет сгорело все, Олег. Любовь и ненависть перегорели в пепел, страх и боль забылись, надежды и вера стерлись… Камни в Зонтгофене, на которых написаны наши имена, – остались. И нас осталось всего двое, Олег… – он встал. – Сейчас принесу необходимое, и заштопаем тебя.
* * *
Единого центра сопротивления на левобережье Куры не существовало. Получалось так, что мы, двигаясь от побережья Черного моря, вбирали в себя другие отряды, как соединяются друг с другом шарики ртути. К началу четвертого дня вместе шли следующие отряды:
Колька – 43 чл.,
Пашка – 40 чл.,
Марио – 37 чл.,
Ярослав – 20 чл.,
Лаури – 22 чл.,
Тиль – 24 чл.,
Олег – 15 чл.,
Карди – 18 чл.,
Улав – 14 чл.,
Дидрих – 21 чл.,
Лешка – 18 чл.,
Франсуа – 17 чл.,
Ромка – 29 чл.
ВСЕГО: 318 бойцов.
Я, если честно, так отвык от многолюдства, что этот отряд казался мне целым войском. Совершенно неожиданно обнаружился Лешка Званцев – тот парень, с которым мы в первое лето собирались зимовать под Москвой. А мое обещание Вадиму пошло прахом, потому что и Франсуа обнаружился тоже. А с ним была Наташка, и с этим ни черта нельзя было поделать. Они, кстати, тоже чувствовали себя не очень, и Наташка даже не стала разговаривать с нашими девчонками, разыскавшими было ее… А уж про Вадима я вообще не говорю – он резко осунулся и замкнулся в молчании, а с ним мучилась Ирка…
…Этим – четвертым – утром мы собрались на совет. Было еще совсем рано, наш лагерь толком не проснулся. Мы рассаживались на камнях вокруг песчаной площадки, оценивающе глядя друг на друга. Уже когда все разместились, какое-то время царило молчание. Потом заговорил Ромка – коренастый рыжеволосый парнишка лет шестнадцати, чей отряд постоянно обитал в этих местах:
