Сказания о Мандже [рассказы] - страница 18

— Спасибо, конечно, Бата, но неужели до такой степени дошло, что могут все перевернуть с ног на голову?

— Манджа, никто не может ни за что поручиться, с той стороны задействованы очень влиятельные силы, — вставила Деляш.

— Да, знаю я, — ответил Манджа, — а не так давно я понял и другое.

— Что же ты понял? — спросил профессор.

— А понял я то, что мы давно живем в оккупированной стране.

— Что ты говоришь, Манджа! Кто же нас оккупировал? — Деляш с неподдельным интересом посмотрела на него. Она уже привыкла, что этот, заурядный, на первый взгляд, человек во время разговора частенько заставляет прислушиваться к себе, к своим суждениям о людях и событиях.

— Это не совсем обычная оккупация, — задумчиво произнес Манджа, — без ввода иноземных войск и других, видных на глаз признаков. А оккупировали страну воры, изменники, подлецы, карьеристы и негодяи. Это ярмо народ сначала и не заметил. А когда заметил, то уже поздно было.

В уютной гостиной все было по-прежнему, но словно холодный сквознячок прошелся по комнате.

— При настоящей оккупации — что с завоевателями делали? — продолжил Манджа. — С ними боролись с оружием в руках, их убивали, изгоняли с родной земли. А с этими такими средствами справиться невозможно. У них в руках власть, законы, деньги, газеты, телевидение.

Профессор Бата с некоторым удивлением, внимательно, пристально так, посмотрел на своего армейского друга, но ничего не сказал…

Утром следующего дня, когда Манджа подходил к зданию суда, к нему как-то незаметно присоединилась большая группа крепких, атлетически сложенных парней, как выяснилось позже, студентов с курса профессора Баты Борисовича, проследовавших в зал судебного заседания; слушание дела было-то открытым. Эта мера предосторожности, придуманная профессором, оказалась нелишней, группа «поддержки» создала необходимое психологическое равновесие в зале суда, так как «болельщиков» со стороны подсудимых было более чем предостаточно.

Еще на крыльце парни взяли Манджу в плотное полукольцо, всем своим видом показывая, что это человек находится под их покровительством и защитой. Толпящиеся у входа многочисленные сторонники подсудимых молча расступились, не ожидая такого поворота событий; приготовленные реплики и угрозы застряли в глотках при виде мускулистых, мрачноватых молодых людей, обращавшихся к Мандже учтиво — «баджя» («дядя» — по-калмыцки). Такое количество «племянников» изменило соотношение сил, по крайней мере, в самом зале судебного заседания; профессор Бата оказался хорошим тактиком.

Когда в помещении, битком набитом народом, появилась судья, Манджа дал волю своим чувствам, хотя не в его правилах было вешать ярлыки на людей с первого взгляда. Но нервишки-то не канаты пеньковые, поэтому простим нашему герою минутную слабость и отступление от собственных принципов: «Сюда бы кряжистого, лобастого мужика, а не эту „сухую воблу“ в мантии!» — подумалось ему.

При виде прокурорши в мундире, тощей девицы с постным личиком и папкой в кулачке, мысли Манджи приобрели еще более критический характер: «Еще одна вобла! И где они эту замухрышку откопали?» — такое он дал девице определение с акцентом на буквы с третьей по шестую, что на калмыцком обозначало название женского нескромного места.

Со стороны подсудимых вальяжно восседали на своих местах три адвоката, среди которых выделялся весьма активный господин с головой, остриженной под нуль, с жестикуляцией известного всероссийского поп-политика Вольфовича. Адвокатом потерпевшего была женщина средних лет (ее «воблой» Манджа обзывать не стал), рядом с ней сидел «общественный защитник» — мужчина с непроницаемым лицом и в черных очках.

Потерпевший Батр вид имел какой-то затравленный, зато подсудимые вели себя очень непринужденно. Сидели они не в «клетке», потому что во время следствия никто их не арестовывал, улыбались родичам и приятелям, находившимся в зале, и производили впечатление людей, ожидающих не решения своей судьбы, а начала приятного, дружеского корпоратива.

По правилам судопроизводства, Мандже и другим (косвенным) свидетелям предложили судебное заседание, и ожидать вызова в коридоре. Стоя среди членов бригады «скорой помощи» и полицейских, с которыми общался в ту злополучную ночь, единственный свидетель-очевидец ловил на себе откровенно сочувственные взгляды, но от этого ему не становилось теплее.