— Захоти — и преодолеешь.
— Как?
— Просто… стань вовне их. Переверни себя. Выверни наизнанку и собери в нужном месте. Тебе столько раз приходилось делать это во всех твоих параллельных жизнях, что, я полагаю, возникла привычка, ощущение. Ведь я помню, как ты взлетала над препятствиями и рвала препоны на пути, моя кобылица Киншем!
— Да. Я презирала их и делала что должно.
Женщина пристально смотрит на руки — и вот они свободны: звенят о камень обручи, спавшие с запястий, потом и со щиколоток. На ложе остаются меч с бороздчатым клинком и ожерелье — безоружной стоит Киншем рядом со своим Волком.
— Отвернись, ты, робкий. Чтобы взглянуть на себя, я должна скинуть и покрывала, — командует она чуть хрипловато.
Она стоит перед зеркалом будто бы из полированного обсидиана.
«Вся моя жизнь состоит из повторений, — почему-то думает женщина, — и во всех зеркалах я ищу себя истинную и не удовлетворяюсь».
То ли зеркало, то ли просто окно в узкой и высокой нише отражает узкое безбровое лицо: только выступ над миндалевидными карими глазами, в которых нет белков. Прямой нос с круглыми ноздрями и кожа цвета старого золота: резец скульптора изобразил на овале из полированного дерева букву тау, крест в виде древней литеры «тав» как символ конца, думает Ксантиппа. Ее пухлые губы совсем темны. Волосы такого же цвета, как и глаза, изгибаются надо лбом волной и спускаются вдоль спины чуть ниже лопаток. Почему-то они топорщатся, как грива ахалтекинца-стригунка. Вот удивительно, они же растут и на шее, и между воскрылий! Поджарое, легкое тело — небольшие груди, — сосцы их совсем черны, — узкие бедра, длинные, стройные ноги. Оно создано для ристаний, это тело, но в нем, тем не менее, угадывается несомненная женщина: линии выгибаются и струятся, как шелк.
— Ну что, налюбовалась? Только учти: кто смотрит в зеркале на себя, не видит самого зеркала. А оно примечательное! Натяни-ка снова свои оболочки, я покажу тебе.
Волкопес подошел сзади и протянул лапу. Она погрузилась в полированную поверхность, как во мглу, и уперлась. Отдернул. Теперь в зеркале не было никого из живущих, только крутился первородный вихрь: песок, и блестки слюды, и нечто непроницаемое — или просто ничто?
— Ступай туда, — приказал. — Из нас троих доступ открыт одной тебе. Меня выталкивает, а мальчик — он занят иным.
— Как же я пройду на ту сторону?
— Да почти совсем так же, как и из оков вышла. Преврати зеркало в небытие, а потом сложи в бытие, но позади себя. Делай!
…Теперь она то ли видела, то ли ощущала мертвые, секущие частицы песка, влажные — воды, колючие, как иглы, — тех древних излучений, что сопровождают хаос; ледяное касание тьмы. Всё это вращалось, затягивая, вовлекая ее в колесо. Звук и вид сливались в единый грохот.
Безумное коловращение пространства, где были растворены частицы времени, проталкивало ее к центру — но что таилось внутри? Пытаясь устоять, она всплеснула руками, верхнее фиолетовое покрывало, не удерживаемое более никакой тяжестью, взлетело и воспарило птицей. Повисло на миг и скользнуло в глубь вихря. Реликтовый свет собирался на него, крупицы его множились и слипались в узорные шестигранники, похожие на снежинки, что облепляют крышу деревенского дома, а темные токи ниспадали вниз и оседали прахом. Все отделялось друг от друга и, отделяясь, успокаивалось.
Женщина вздохнула, отшагнула назад — и снова очутилась в пещере.
— Вот ты и побывала за пределом, Ксанта, — Волкопес уже улегся на свое прежнее место. — Сделала, что было надо?
— Вроде. Хотя ничего не знаю наверняка, только чувствую. Это пространство — то ли снаружи, то ли внутри — чего-то хотело от меня и получило. И, знаешь, я поплатилась одним покрывалом за свою вылазку.
— Не рассуждай попусту, а укладывайся назад. Чую, что сейчас принесет назад нашего путешественника.
— Как думаешь, он не заметит, что покрывало сменило цвет? Стало по-иному отражать тепло, например…
— Уверяю тебя, ему не до таких тонкостей.
Вверху зашелестело, со стен и потолка просыпались блестящие крупицы. Мальчик вошел сквозь невидимый проем, отряхиваясь.
— Так никого и не нашел. А ведь дышит, я знаю: вся земля трясется. И пребывает настороже. И ждет меня.
