Я смотрела на друзей моих: мать моей подруги, дочь ее Нэй, на их пожилую гостью -- Фаину Юрьевну, "ля", -- на лицах всех их, столь разных, было одно выражение: поглощенность нежданным, неповторимым! Мы присутствовали при необычайном.
Это было не подражание на рояле колоколам, как это встречается у некоторых музыкантов, -- а совсем другое: с помощью презираемых звонарем белых и черных клавиш, служащих одному диезу, одному бемолю, -- он нашел способ (не мог не найти, тосковавший по звучанию колокольному с утра до ночи) создать колокольность в клавишах!
То был вечер колокольного рояля!
Что-то вроде полузабытого сна. Сумрачные переходы, высота недомашняя, свет и тени, и гулкость органная. Мы поднимались по лестницам консерватории в рабочую комнату Котикиного Источника. Я пишу это слово с большой буквы не от себя, а невольно передавая выражение его в устах сына -- уважение, заглавность. Котик не рассказывал мне об отце, но позднее я узнала, что он нежно любил отца с тех лет, когда тот еще не был назван Источником, а был просто папа; с дней, когда жива была мать, когда он сам был кудряв и младенчествен, а отец молод и весел... Вот этими вещами, невещественными, Прошлым, в вечность ушедшей матерью, незримым еще Будущим, как в новогодних зеркалах, отраженных друг в друге, веяло на темных лестницах консерватории, которыми мы шли. Слышалось все это, как стихший звон арфы, как неслышный звук Вешняковского колокола, и вещественна была тут эта невещественность семейной трагедии... Как в старых домах, пахло в тот вечер в пути нашем, и шли мы будто не Москвой -- Петербургом гоголевских времен.
И вот, наконец, комната. Я не помню там мебели, хоть она, конечно, была. Явственней запечатлелись двери и потолок, и окна в неведомость. Был час вечерний, час отсутствии, где-то проводимого отдыха, а может, чьих-то концертов...
Котик протягивает мне альбом. Я раскрываю -- и поражаюсь: лет десяти сидит у рояля мальчик; темные волнистые волосы завладели лбом и щеками, а из-под них глаза смотрят в душу мою. В них -- отрешенность, мечтательность. Несмотря на нарядный костюм, матросский, -- в позе, в существе ребенка -печаль.
-- Это -- я, этту фотографию очень моя бабушка любила: тут, она говорила, я на ммаму похожж...
Он перевернул страницу. Дальше шли листы нот.
-- Тут мои детские сочинения, я тогда учился на рояле. Но мне оч-чень ммешал мой учитель, мне сочинять хотелось, а он хотел, чтобы я играл гаммы... Но после уроков я любил его, хороший!
Но вот я гляжу в уже немного выцветшую фотографию. В очень длинном муаровом платье, стоит молодая женщина, заботливо заглажены мелкие складочки у оборчатого низа платья, затейливо обводящего подол узором рюшей. В сочетании черного и белизны предстает ее легкий стан, облик -женственнейший в трогательной красоте чистых черт. Родниковое, ландышевое протекшей весны, счастливой; смотрит, не улыбается. Но, может быть, вот-вот улыбнется -- так добры у края застенчивости большие, в вопросительной задушевности, светлые, под темными ресницами и бровями, глаза. Правилен нос, легко очерченные ноздри. Дыханьем неуловимо приоткрыт рот, одновременно легкий и пышный. Лоб открыт, грациозно обведенный светлыми, подобранными вверх волосами, прической простой и изысканной.
-- Моя мама! -- говорит Котик тихо... Глава 5
Несколько дней спустя мы сидели у меня.
-- Знаете что? Я хочу вам прочесть начало моих записок. Этто наз-зывается "Автобиография". Мне ссказали, так нужно будет для моих хлопот насчет кколоколов...
-- Отлично, что вы это начали! -- радостно отозвалась я. -- Я прочту, и у меня будут вопросы, -- я ведь буду о вас писать... С каких лет вы себя помните?
-- С одного года! -- отвечал он уверенно, просто, будто -- обычное, доставая тетрадь из-под груды бумаг на столе.
Крупным, прямым, круглым, наивно-детским, старательным, чистым графологически -- от всех психологических тайн чистым -- почерком было написано:
"Я родился в 1900 году в Москве и детство (отрочество тоже) провел в районе Остоженки. Отец мой в то время был преподавателем Синодального училища по классу скрипки; ныне состоит профессором Московской консерватории по классу дирижерства. Мать тоже окончила консерваторию и в свое время была незаурядной пианисткой".
