— Куда вы пропали? В беге тренируетесь, что ли?
Я рассказал, что произошло. Он подергал ус.
— Да, с детьми всегда проблема. Не знаешь, что лучше — отшлепать или уговаривать.
Подъехал Класон, и мы устроились на заднем сиденье.
— Вид у вас усталый, — заметил комиссар.
— Всю ночь на ногах.
— В самом деле! Надо отдохнуть часок-другой. Где вы живете?
Я назвал адрес. Он повернулся к шоферу.
— Туда и поедем.
Едва войдя в квартиру, я услышал сердитые телефонные звонки. Алан Андерсон довольно пробасил:
— Ну, как тебе статья?
Жирная шапка сразу бросалась в глаза на первой полосе: «Автокатастрофа или чудо природы?»
Темные снимки на странице смотрелись неожиданно здорово.
— Это уже устарело, — заметил я.
— Знаю, — довольно отозвался Алан. — Вечерние газеты будут полны этими двумя смертями. А вот утром мы были единственными.
Я громко зевнул.
— Ты что, только проснулся?
— Еще не ложился. Знаешь, с кем я провел ночь и утро?
— Я тебе не исповедник.
— Мне исповедоваться не в чем. Я шастал по городу с комиссаром полиции.
Он присвистнул и прошептал:
— Страшные тайны?..
— Страшнее, чем ты думаешь.
Несколько секунд в трубке слышалось только его тяжелое дыхание.
— Пару пленочек я отснял, — продолжил я, — и добыл массу материала.
— Можешь приехать через пять минут?
— Нет, вот часов через пять — пожалуйста.
— Ладно, — вздохнул Алан Андерсон. — Но учти, я у твоей двери часового поставлю.
Проснулся я от звонка в дверь со смутным ощущением, что звонят уже давно. Я встал, протер глаза и посмотрел на часы. Была половина четвертого.
Закутавшись в халат, я выполз в переднюю и открыл.
— Вид у тебя вполне отдохнувший, — констатировал Алан Андерсон, протискивая в дверь свои объемистые формы.
У меня на языке уже вертелась ехидная реплика, но тут я заметил, что он не один. Из-за его спины робко выглядывали парень и девушка.
— Входите, мои юные друзья, — пригласил Алан Андерсон, будто в собственную квартиру.
Я растерянно потащился за ними в большую из двух моих комнат — гибрид кабинета с гостиной.
— Разрешите представить: супруги Кальвик, фотограф Фриберг, — познакомил нас Алан. — Я рискнул нагрянуть к тебе с этой юной парой, потому что они могут рассказать кое-что интересное.
— Садитесь, пожалуйста, — пригласил я.
— Вчера вечером супруги Кальвик ужинали в «Гондоле», — пояснил Андерсон. — Впрочем, пусть они сами расскажут.
— Мы, значит, сидели в «Гондоле», — начал молодой человек. — Знаете ресторан на самом верху Катаринахиссен? Был уже десятый час, и мы толковали о квартирах. Пока сидели и разговаривали, моя жена показала на дом с рекламой «Стоматолы» и говорит: «Вот бы нам там пожить». «На самом верху?» — спросил я. «Конечно», — говорит она. «По-твоему, моего жалованья на это хватит?» Она засмеялась, и тут мы увидели, что одно из больших окон осветилось.
Он умолк и развернул свежую вечернюю газету. Я успел разглядеть на первой полосе шапку «Кошмарная семейная драма», прежде чем он перевернул газету и показал последнюю страницу. Там было множество фотографий Исбладсвикена, переулка Урведерсгренд и подъезда, где жил Леслер. Внизу — большой панорамный снимок южного тплюза. Молодой человек ткнул пальцем в снимок.
— Тогда мы не обратили на это внимания, но недавно увидели фотографию. Тут до нас и дошло, что свет горел именно в этих окнах.
Он убрал палец, и теперь я разглядел, что одно из верхних окон помечено крестиком. Подпись гласила:
«Крестиком обозначено окно гостиной директора Леслера, в которой был найден мертвым его сын Гилберт».
— Вы уверены, что свет вспыхивал именно в этом окне?
— Совершенно уверены, — ответил он. — Мы с женой точно помним, что окно было под самой рекламой.
— Не помните случайно, когда он загорелся?
— В четверть десятого, — твердо сказал Кальвик. — Как раз пробили часы на церкви Марии Магдалины.
Жена согласно кивнула.
— Я хорошо запомнила, потому что сказала, что в кино идти уже поздно.
— Где вы сидели?
— Слева у окна.
— В самой гондоле?
Он покачал головой.
— Нет, поблизости от входа, третий или четвертый столик. То есть дом с рекламой был прямо перед нами.
— Вы не заметили, в комнате кто-то был?
