— Я не знаю, почему ты смотришь на меня так, словно я только что совершил убийство, но все равно не допущу, чтобы ты бродила по улице одна. Если ты не можешь обойтись без свежего воздуха, я иду с тобой.
— Да? — процедила она, постаравшись вложить в это короткое слово максимум высокомерия.
— Да. — Он снял касторовую шляпу, которую обычно носил. — И горничную придется взять. — По зову Люка из кухни появилась разбитная девица в фартуке, и через несколько минут все трое уже были на улице. Девица уныло тащилась следом за хозяевами.
Прохладный свежий воздух вернул Розамунде бодрость духа.
— По какому маршруту ты хотела бы пойти? — поинтересовался Люк через несколько минут после того, как они вошли в парк.
— Я хотела бы начать от деревьев на северной стороне. Там, если повезет и если прийти очень рано, можно увидеть дуэль. А потом…
Герцог остановился так резко, что помощница кухарки, временно возведенная в ранг горничной, уткнулась ему в спину.
— Бога ради, Розамунда, ты сошла с ума? — Он потряс головой. — Я мог бы привести множество причин, по которым ты не должна подвергать себя такой опасности, но если ты их сама не поняла в столь почтенном возрасте, боюсь, что случай безнадежный.
Ее глаза изумленно округлились.
— Почтенный возраст? Что ты… Люк ее перебил:
— Нет, Розамунда, я действительно не понимаю. Что тебя привлекает в этом зрелище?
— Просто…
— Просто что?
— Ну, понимаешь, всегда интересно получить очевидное доказательство того, что кому-то еще хуже, чем тебе.
Люк расхохотался.
— Розамунда, ты не можешь говорить серьезно.
— Почему? Я вполне серьезна. Кроме того, это весьма занимательное зрелище.
— Судя по всему, ты не ищешь легких путей. Я мог бы с успехом использовать тебя в сражениях.
— Не знаю. Похоже, сегодня никаких дуэлей не будет, — сказала она, вглядываясь вдаль сквозь густые заросли берез. — Ну и ладно. Тогда давай пройдем в Грин-парк. — Она остановилась и сорвала несколько полевых цветков.
— А что ты хочешь увидеть в Грин-парке? Кстати, не могла бы ты идти немного помедленнее? Иначе ты прикончишь несчастную Салли.
Розамунда остановилась.
— Именно поэтому я никогда не прошу никого меня сопровождать. У твоих несчастных слуг и без того слишком много работы. — Она замолчала, очарованная зрелищем: из конюшен выводили на утреннюю разминку великолепных лошадей. В это время Салли удалось догнать их, и все трое двинулись вперед. — Если честно, я провожу не много времени в Грин-парке. Ты же знаешь, там почти нет цветов.
— Нет, я этого не знал. А почему?
— Из-за прокаженных?
— Что?
— Больница Святого Джеймса хоронила их там в безымянных могилах. Считается, что в этом месте все до сих пор осталось мрачноватым и унылым из уважения к мертвым.
Герцог покачал головой.
— Откуда ты все это знаешь?
— У тебя в особняке отличная библиотека. А мне делать нечего — только помогать в устройстве бала и держаться подальше от окон. — Они вошли в маленький парк, и Розамунда принялась разбрасывать сорванные ею цветы.
— Это, насколько я понимаю, для мертвых?
— Конечно, — пробормотала она, чувствуя себя довольно глупо. — Будь я прокаженной, мне бы хотелось видеть цветы, а не только землю и траву.
Герцог кашлянул.
— Мне очень жаль, — сказал он, — что тебе приходится проводить все дни в Хелстон-Хаусе. Понимаешь, если бы у нас была хоть малейшая возможность…
— Не стоит об этом говорить. Я стараюсь делать все, чтобы помочь вам. Это самое малое, что я могу сделать после всех усилий, предпринятых тобой и бабушкой. Мне только жаль, что я ничем не сумею отблагодарить за добро. Знай, что, даже если не повторяю этого ежеминутно, я вам очень благодарна. Наверное, мне стоило это как-то показывать.
— Думаю, тебе известно, — решительно прервал ее герцог, — что я предпочитаю благодарности любые другие проявления чувств. Благодарность — родственница жалости. А теперь, может быть, мы лучше поговорим о той дьявольской черной крысе, которую ты выслеживала?
Розамунда улыбнулась:
— Как скажешь. Кстати, и место для этого исключительно удачное, ты не находишь? — Грин-парк закончился у северного угла Сент-Джеймс-парка.