За это время площадь стала черной от людей. Клерк "Экспресса" вылез из окна, соскользнул по тенту и свалился на тротуар к ногам Гоноры. Зрители залезли в чашу фонтана и стояли по колено в воде. Затем на виа Кондотти показалось несколько конных carabinieri, и Гонора обернулась и стала подниматься по лестнице, меж тем как тысячи голосов благословляли ее во имя отца и сына и святого духа, во веки веков.
31
Каверли продлили допуск вплоть до возвращения Камерона из Пью-Дели, но Браннер уехал в Англию, и Каверли не у кого было узнать, когда старик вернется. Затем в результате какого-то путаного и необратимого бюрократического процесса управление ведомственными домами прислало Каверли извещение о выселении из Талифера в десятидневный срок. Его обуревали смешанные чувства. Жизнь в Талифере как бы кончилась, если можно сказать, что она вообще когда-либо начиналась. Он без труда мог поступить на работу младшим программистом в другое место, а Бетси перспектива покинуть Талифер предвещала новую жизнь. Примерно в эти же дни Каверли получил телеграмму из Сент-Ботолфса: "ПРИЕЗЖАЙ НЕМЕДЛЕННО". Небывало повелительный тон старой тетки встревожил его, он быстро собрался и уехал. В Сент-Ботолфс он прибыл под вечер следующего дня. Погода была дождливая, а когда поезд приблизился к океану, дождь перешел в снег. От свежевыпавшего снега голые деревья и жалкие лачуги вдоль железнодорожного полотна побелели и, как подумал Каверли, преисполнились пафоса и красоты, какими никогда не обладали за все время своего существования. От всей этой белизны у Каверли стало легко на сердце. Когда он сошел с поезда, мистера Джоуита поблизости не было и станция казалась пустынной. Ни в окнах гостиницы "Вайадакт-хаус", ни в продуктовой лавке он не увидел никого, кому можно было бы помахать рукой. Когда он шел через лужайку, дорогу ему преградила вереница мужчин и женщин, выходивших из приходского дома при церкви Христа Спасителя. Их было восемь человек, и шли они парами. На всех мужчинах, кроме одного, который шел с непокрытой головой, были вязаные шапочки. Каверли догадался, что священник устраивал не то чай, не то лекцию, словом, какое-то благотворительное сборище и что все это обитатели богадельни. Один из них, костлявый мужчина, на вид сумасшедший или придурковатый, бормотал:
- Кайтесь, кайтесь, ваш день близок. Голоса ангелов сказали мне, как угодить господу...
- Молчите, молчите, Генри Сондерс, - сказала толстая негритянка, шедшая рядом с ним. - Молчите, пока мы не сядем в автобус.
У тротуара стоял автобус с надписью на боковой стенке: "Хатченсовский институт слепых". Каверли посмотрел, как водитель помог им влезть в машину, затем пошел дальше вверх по Бот-стрит.
Дверь в доме Гоноры ему открыла сиделка. Она встретила его понимающей улыбкой, словно многое слышала о нем и успела уже составить неблагоприятное мнение.
- Она ждет вас, - прошептала сиделка. - Бедняжка ждет вас весь день.
Упрекать Каверли не было оснований. Он послал старой тетке телеграмму, и она точно знала, когда он приедет.
- Я буду на кухне, - сказала сиделка и ушла.
В доме было грязно и холодно. Стены, которые он помнил однотонными, были теперь оклеены обоями - темно-красные розы на фоне черной сетки. Каверли открыл двустворчатую дверь в гостиную и в первую минуту подумал, что Гонора умерла.
Она спала в старом, вытертом кресле с подушечкой для головы. За те месяцы, что Каверли ее не видел, тетка утратила свою тучность. Она страшно похудела. Прежде она была крепкого сложения - закаленной, как сказала бы она сама, - а теперь стала хрупкой. Не изменились только ее львиное лицо и детская манера ставить ноги. Она продолжала спать, и Каверли оглядел комнату, которая, как и прихожая, имела запущенный вид. Повсюду пыль, паутина и цветастые обои. Занавесок не было, и сквозь высокие окна он видел, как падает легкий снежок. Затем Гонора проснулась.
- О, Каверли!
- Тетя Гонора. - Он поцеловал ее и сел на скамеечку рядом с ее креслом.
- Как я рада видеть тебя, дорогой, как я рада, что ты приехал.
- Я тоже рад.
