Бася, увидев протянутые к ней руки, обхватила Валицкого, как своего опекуна, обязанного ее защищать.
— Не бойся,— сказал актер более или менее человеческим голосом.— Это хороший дядя.
— Хороший...— признала Бася и после короткого колебания была принята Шотом и поставлена на пол.
— Устал я,— загремел Валицки.— Этот клоп такой тяжелый.
— Кто клоп?
— Женщина, перестань и дай мне отдохнуть! Займись ей. Сейчас я тебе все расскажу.
Валицки рассказал своему товарищу обо всем, что случилось, разделяя фразы сопением, бурчанием, выкриками и зубовным скрежетом. Бася же помогала ему от всей души.
— Это страшно веселый карапуз! — сердечно сказал Шот, глядя на разрумянившееся личико.— А может, она голодная? У меня есть селедка и немного водки. Не корчи таких рож, напугаешь ребенка.
— Я? Напугаю? Сейчас я тебе покажу.
Он выбрал из своего репертуара такую мину, от которой у почтенного человека встали бы дыбом все волосы, скосил глаза к носу и издал рев рассерженного медведя. Бася пискнула от восторга и, подпрыгнув, приблизила личико к его безобразному лицу, делая вид, что пугает его.
— Ты видишь? Она меня совершенно не боится,— сказал он.
— Совершенно не боюсь! — подтвердила Бася.
— А ты любишь этого пана? — спросил Шот.
— Очень люблю! — заявила она с энтузиазмом.
Старый актер старался посмотреть на нее с нежностью, но напрасно выделывал со своим лицом разные штуки. Казалось, что он застеснялся.
— Ребенок, наверное, устал, пусть поспит, а мы поговорим, — сказал он тихо.
Он снял с ее шеи несчастную картонку и начал убедительные уговоры, чтобы объяснить девочке, что приличные, разумные люди в ее возрасте должны сном подкреплять силы, подорванные путешествием. Бася, однако, старалась, как умела, объяснить, что, познакомившись с таким милым юношей, как Шот, она и не думает зря тратить время на сон. Лучше устроить хорошую, веселую забаву, чтобы при этом прыгать через стулья и ловить друг друга за ногу. Пан Шот, юноша веселый и жизнерадостный, отменно для этого подходит.
— Ты видел что-нибудь подобное? — крикнул Валицки.
— Я сам таким был! — радостно воскликнул Шот.
— Каким ты был? — заинтересовалась любопытная девчонка.
— Бася,— сказал Валицки, стараясь сделать голос поласковее.— Ты пойдешь спать, если я тебе расскажу сказку?
— Пойду!
— Ну, тогда вперед!
Валицки, косясь в сторону приятеля — не насмехается ли тот над ним,— начал рассказывать что-то невразумительное. Девочка внимательно слушала, но скоро своим быстрым умом поняла, что милый дядя жульничает, и ее хороший вкус не позволил ей слушать дальше.
Бася спала, разрумянившись, приоткрыв рот. Короткие светлые волосики были в страшном беспорядке.
— Боже, до чего хорошенькая! — растроганно подумал старый актер, хотя и глядел на нее разбойничьим взглядом. Мысли пана Валицкого были совершенно иными, чем его жестокий взгляд.
— Ничего тут нельзя прочитать,— вдруг тихо сказал Шот.
Он наклонился над картонкой, как естествоиспытатель над микроскопом.
— Одни слезы! — буркнул актер.— У тебя глаза лучше... Какая это может быть буква?
— Во всяком случае, заглавная, потому что и пятно большое. Может быть Т, может быть П. Подожди! Вот это совершенно точно Т, маленькое Т. Вторая буква с начала. Допустим, это имя. В каких именах вторая буква Т?
— Я знаю! — сказал Валицки приглушенным голосом.— Птолемей! Это наверняка должен быть Птолемей.
— Вторая буква в слове «кретин» — это Р. Запомни это, пригодится в жизни. Ты в молодости не падал с лестницы на темечко? Что еще за Птолемей? Какой Птолемей?
— Я когда-то слышал о таком имени.
— Слышал, тьма ты египетская, в театре о египетской королевской династии Птолемеев.
— Может быть... Давай ближе к делу!
— Давай. Это может быть Стефан.
— О! Это очень умно, признаю.
— Но это не Стефан...
— Почему ты удираешь с хорошего следа?
— Очень просто! Если бы тут был размазан Стефан, получилось бы пятно из шести букв, короткое, а длинноногая буква Ф потекла бы вниз. Стефан мне не подходит, Стефаном я недоволен. О, ослы дарданельские! Ведь это Станислав.
— А чем Станислав лучше?
— Тем, что это пятно длинное и может закрыть девять букв.
