Он доел свой сандвич и смешался с толпой, кишащей вокруг букмекеров. Лошади уже выходили на старт первой скачки.
Стоя высоко на трибунах, Арнольд Роупер высматривал своих людей в сильный бинокль. Великолепную команду он подобрал: ни тебе прогулов, ни профсоюзов, ни претензий…
Сейчас в его списке значился двадцать один человек. Все они получали от него информацию, все добросовестно выплачивали свой скромный налог, и никто из них не знал о существовании остальных. Обычно за неделю, вычтя расходы, Арнольд Роупер прибавлял к деньгам, хранящимся у него в спальне, тысячу фунтов или около того.
Прошло уже пять лет с тех пор, как Арнольд Роупер начал раскручивать свой хитроумный план, и за все это время его ни разу не подвели. Благодаря тому, что Роупер давал сутки на размышление, робкие и порядочные имели возможность смыться; ну а если сомнения возникали у самого Роупера, он попросту не приходил на второй день.
Число его работников постоянно росло. Все они жили в довольстве и покое и молились, чтобы их благодетель не погорел.
Сам Роупер не видел, с чего бы ему вдруг погореть. Он опустил бинокль и принялся методично готовиться к работе. Нужно все предусмотреть и сделать заранее: заполнить бланки, проверить оборудование, убедиться, что телефон в порядке. Роупер никогда ничего не оставлял на волю случая.
На старте помощники заводили в стартовые кабинки шестнадцать упрямящихся двухлеток. Служитель, дающий старт, нетерпеливо поглядывал на часы и думал, что двухлетки вечно ведут себя точно капризная примадонна перед выходом на сцену. Если вон тот гнедой и дальше будет упираться, придется дать старт без него…
Стартер прекрасно сознавал, что на него направлены объективы телекамер, безжалостно регистрирующие малейший промах. Служители, которые запаздывают со стартом, не пользуются популярностью. Те, кто дает старт раньше времени, напрашиваются на официальный выговор и всеобщие проклятия: преждевременный старт дает простор надувательству.
Стартер снял гнедого со скачки и дернул за рычаг с запозданием на три минуты двадцать секунд, скрупулезно отметив время в своем блокноте. Воротца распахнулись, оставшиеся пятнадцать двухлеток с грохотом вылетели из кабинок, и зрители на трибунах поспешно вскинули бинокли, провожая взглядом участников на протяжении всех пяти фарлонгов дистанции.
Судья в своей кабинке тоже внимательно следил за скачкой. Не так-то просто разобраться в табуне двухлеток на короткой дистанции — даже у опытного судьи в глазах мельтешило.
Судья помнил наизусть все клички лошадей и цвета владельцев — он заучивал их каждый день, наравне с комментаторами, ведущими скачку. Впрочем, благодаря долгой привычке он мог распознать большинство жокеев по одному только стилю езды. И все же временами ему снилось, что он допустил ошибку, — и судья просыпался в холодном поту.
Телекомментатор, сидящий на своей вышке, смотрел на лошадей в бинокль с сильным увеличением, установленный на подставке, точно телескоп, и неторопливо вещал в микрофон:
— В начале дистанции вперед вырвались Брейкэвей и Миддл-Парк. Сразу за ними идут Пикап, Джетсет, Дарлинг-Бой и Гамшу… На подходе к фарлонговой отметке лидеры смешались. Впереди идут Джетсет, Дарлинг-Бой, Брейкэвей… Еще один фарлонг позади. Дарлинг-Бой, Джетсет, Гамшу и Пикап идут голова к голове… Последние сотни ярдов… Джетсет, Дарлинг-Бой…
Лошади вытягивали шеи, жокеи размахивали хлыстами, толпа вставала на цыпочки и орала, заглушая голос комментатора. У судьи глаза заболели от напряжения. Дарлинг-Бой, Джетсет, Гамшу и Пикап миновали финишный столб, вытянувшись в одну шеренгу, и из громкоговорителей донесся механический голос:
— Фотофиниш! Фотофиниш!
В полумиле от ипподрома Джейми Финланд сидел в своей комнате, слушал скачку по телевизору и пытался вообразить себе картинки на экране. Скачки он представлял себе смутно. Джейми знал форму лошадей по игрушкам и своей лошадке-качалке, но ведь настоящие лошади большие и быстрые. Джейми не представлял себе ни простора скаковой дорожки, ни величины и формы деревьев…
Взрослея, Джейми все яснее сознавал, как ему повезло с мамой. А потому в отличие от большинства подростков он сделался не строптивым и непокорным, а, наоборот, внимательным и заботливым. Это трогало его измученную работой мать до слез. Именно из-за матери Джейми так обрадовался приходу телемастера: он ведь знал, что для нее звук без изображения — почти то же самое, что для него — изображение без звука.
