Наконец, есть и такие, кто надеется, что мы обрели все-таки нужное направление, что у нас-то как раз есть шанс оказаться в блаженном состоянии всеобщего мира и благоденствия. Но было и это, такими счастливцами были люди первого века, не знавшие забот и мирно угасшие без вмешательства свыше. Все это наводит, конечно, на размышления о целях творящей силы: знает ли она, чего добивается? А если стоящие перед нами задачи так головоломны, что скудным людским умом их не постичь, что же не привьют нам ума иного? Мы ведь, повторим еще раз, — пятые по счету, и некоторые характерные черты, определяющие наш век, в самом деле многого не обещают.
Детям не удается договориться с отцами, как и отцам с детьми. Уже не редкость, когда дети поносят старых родителей последними словами. Нет конца и даже передышки ни тяжелым трудам, ни бедствиям, а если к ним изредка примешиваются скудные блага, это лишь усугубляет отчаяние. Правда ли правит миром или кулак, на этот вопрос вряд ли кто задержится с ответом, непременно прибавив, что мало выгоды быть честным, добрым или справедливым. Кто же преуспевает? Наглецы и злодеи, не задумываясь порочащие ложными наветами хороших людей, что означает, что совести больше нет. Но нет и стыда. Вот уж кто нас покинул так покинул, отчаявшись, как видно, поколебать спесь, с которой мы называем себя железными людьми. И не двести, не пятьсот лет назад и даже не при начале нового летоисчисления, а за пять столетий до того вырвалось у человека горькое восклицание: „Если бы мог я не жить с поколением пятого века!“
Но подумать только — в пятый раз. И за вычетом самых первых созданий, с самого начала всем обеспеченных, появившихся, видимо, вследствие лившегося через край изобилия, ликующей потребности Создателя разделить хоть с кем-нибудь бесконечную полноту бытия, то есть рожденных для самих себя и счастье это полностью исчерпавших, с растворением этих счастливцев золотого века все последующие эпохи были, вероятно, попытками исправить первую ошибку и имели цель, которую вновь зарождавшиеся поколения призваны были осуществить. Их наделяли самыми широкими способностями, снабжали всем, кроме бессмертия и знания того, что, собственно, они должны доказать. Немудрено, что со всей мощью своих дарований они ударялись в крайности.
Серебряные люди были благонамеренны и послушны. Я бы назвал это идеалом послушания, когда до ста лет человек сосет большой палец и держится за мамину юбку. Беда в том, что на самостоятельную жизнь им оставалось всего ничего, и, досконально изучив искусство подчинения, так что не оставалось в нем для них ни единой загадки, эти вечные паиньки достигали сознательного возраста только для того, чтобы утратить всякое уважение не только к матерям, но и к самим богам. Говорят, что хорошо управляет тот, кто научился подчиняться. Ну тут, я полагаю, какие-то пропорции были все же нарушены. Если тебя учат послушанию сто лет, то на сто первый ты захочешь не управлять, а выкаблучивать и самодурствовать. Эти сгинули, не сумев себя прокормить.
Бронзовые люди были созданы сильными и самостоятельными с пеленок и проявляли эти качества буквальным образом — дрались друг с другом из-за малейшего пустяка, так что на полезные дела, уж не говоря о молитвах, времени не оставалось. Вот их-то и пришлось утопить, не дожидаясь, когда они размножатся, что тоже затягивалось из-за повышенной смертности.
Можно представить, что и высшую творческую силу посещало разочарование. Но в ближайшем окружении, как правило, находились заступники, спасавшие кое-кого из обреченных или склонявшие Творца к новым попыткам. Кроме того, помимо разочарования должны были себя проявить и амбиции. Все эти неудачи бросали ведь косвенную тень и на образ единственного в своем роде демиурга. Так что следующий, например, этап был из высокого упрямства повторно назван бронзовым.
Тут человечество наделили в равной мере благоразумием и независимостью духа, и одновременно ему было оказано усиленное внимание. Мир небесный оказался до такой степени вовлечен в земные дела, становясь в лице своих представителей то на одну, то на другую сторону, что запутал людей окончательно. Получалась уже не земная жизнь, а модель самих высших сфер с их вечными конфликтами и бесконечными спасительными трансформациями, в чем этим сферам пришлось в конце концов признаться. Очередной эксперимент был закрыт, а в признание их человеческих заслуг и отважных попыток отыскать ответы на вопросы, которые перед ними не стояли, героев второго бронзового века наградили вечным блаженством Элизиума.
