Время проходило, и вот уже осень незаметно сменила долгое лето. Хмурый туман клубился на улицах Огнеглавого Материона. Луна давно поднялась, и ее бледный свет мягко очерчивал мерцающие башни и купола и подсвечивал туман, лежащий на площадях. Город купался в сиянии тумана, и его бледное лицо было запрокинуто к небу.
Спархок устал. Дела прошедшей недели и застарелые проблемы, решенные им, выпили его силу до дна. Но спать не хотелось. Завернувшись в черный пандионский плащ, он стоял на парапете, зачарованно глядя на свечение огромного города. Он устал, но всей своей сутью стремился понять, ощутить, оценить; и это желание не давало ему лечь и позволить его мыслям потонуть в мягком колодце сна, а сну – разложить все мысли по полочкам.
– Что ты делаешь, Спархок? – Голос Халэда был тихим, настолько похожим на голос его отца, что Спархок резко обернулся в надежде увидеть вернувшегося из чертога смерти старого Кьюрика. Но это был всего лишь Халэд – широкоплечий прямолинейный юноша с резковатыми манерами. Его семья служила семье Спархока вот уже три поколения, и Халэд, как и его отец, одаривал своего господина прямодушной и непосредственной преданностью.
– Я не могу уснуть, – ответил Спархок после недолгой паузы.
– Ты знаешь, твоя жена подняла на ноги полгарнизона, чтобы разыскать тебя. Спархок поморщился.
– Ну почему она все время такая беспокойная?
– Это твой собственный промах. Ты же знаешь, что она всегда посылает за тобой людей, когда ты уходишь, не сказав зачем и куда. Ты можешь спасти себе – и нам – массу времени и сил, если только будешь предупреждать ее о своих отлучках. Мне кажется, я уже отвечал тебе на этот вопрос не один раз.
– Не зли меня, Халэд. Ты еще хуже своего отца.
– Иногда даже издевка несет в себе истину. Итак, не соизволишь ли ты спуститься вниз и сказать своей супруге, что все в порядке, – до того, как она позовет рабочих ломать стены?
– Хорошо. – Спархок огляделся по сторонам и, развернувшись, спустился с парапета. – О, кстати – ты, возможно, знаешь, что мы скоро уезжаем.
