Джек примчался из университета уже через сорок пять минут, причем «бьюик» низко просел под тяжестью семерых его приятелей и бочонка с пивом. После торжественного тоста (даже Уэнди выпила стакан, хотя не любила пиво) Джек подписал согласие на публикацию, вложил его в прилагавшийся конверт с обратным адресом и прошел квартал до почтового ящика. Вернувшись, он с важным видом замер на пороге и провозгласил: «Veni, vidi, vici»[5], – что было встречено радостными возгласами и аплодисментами. Когда к одиннадцати часам вечера бочонок опустел, Джек и еще двое, то есть все сохранившие способность кое-как держаться на ногах, решили отправиться в вояж по барам.
Уэнди тогда отвела мужа в угол коридора на первом этаже. Двое других уже ждали в автомобиле, распевая нетрезвыми голосами воинственный гимн Нью-Гэмпшира. Джек опустился на колено и вслепую возился со шнурками на своих мокасинах.
– Джек, не делай этого, – попросила она. – Ты даже шнурков завязать не в состоянии, не говоря уже о том, чтобы вести машину.
Он поднялся и успокаивающе положил ладони ей на плечи.
– Сегодня я мог бы слетать на луну, будь у меня такое желание.
– Нет, – возражала она. – Никакие публикации в «Эсквайре» того не стоят.
– Я скоро вернусь домой.
Однако домой он явился только в четыре утра и с трудом поднялся по лестнице, спотыкаясь и что-то бормоча под нос. Он, конечно же, разбудил Дэнни, а когда попытался убаюкать малыша, уронил его на пол. Уэнди тут же бросилась к ним, при этом ее больше всего беспокоило, что скажет мать, если заметит синяк, – Господи, не приведи, Боже, спаси и сохрани нас, – обняла Дэнни и уселась с ним в качалку, чтобы успокоить и убаюкать. Она вообще по большей части думала о своей матери все те пять часов, пока Джека не было дома, и о матушкином пророчестве, что из ее мужа никогда не выйдет ничего путного. «Большие планы на будущее! – вещала мать. – Очереди на биржах труда забиты образованными дураками с большими амбициями». Опровергала ли публикация в «Эсквайре» мнение матери или подтверждала его? «Ты неправильно держишь ребенка, Уиннифред. Отдай его мне». А правильно ли она вела себя с мужем? Почему ему было настолько необходимо выплеснуть свою радость за пределами дома? Уэнди овладел страх от собственного бессилия, но ей даже в голову не пришло, что он мог уехать из дома по причинам, не имеющим лично к ней никакого отношения.
– Поздравляю, – сказала она, укачивая Дэнни, который снова задремал. – Вероятно, у него сотрясение мозга.
– Пустяки. Всего лишь царапина, – надувшись, ответил Джек тоном капризного мальчишки. На секунду она готова была возненавидеть его.
– Может, царапина, – сказала она мрачно, – а может, все куда серьезнее.
И сразу уловила в собственном голосе знакомую интонацию: так ее мать разговаривала с покойным отцом. От этого ей сделалось тошно и еще страшнее.
– Яблоко от яблони… – проворчал Джек.
– Отправляйся в постель! – прикрикнула на него она, причем от страха голос ее стал окончательно злобным. – Пойди и проспись. Ты пьян!
– Не надо мне приказывать, что делать.
– Джек, пожалуйста… Мы не должны… Нам нельзя… – Ей не хватило слов.
– Не надо мной командовать, – повторил он угрюмо, но потом все же ушел в спальню. А она осталась одна в своем кресле с заснувшим на руках Дэнни. Через пять минут до гостиной докатился раскатистый храп. То была первая ночь, которую она провела одна на диване.
А сейчас она беспокойно ворочалась на кровати, хотя сон уже смаривал ее. Освобожденное подкрадывавшимся забытьем от необходимости мыслить в рамках хронологии и логики, ее сознание миновало первый год жизни в Стовингтоне и продолжительную стадию постепенного ухудшения отношений, апогеем которой стала сломанная рука сына, и остановилось сразу на том их разговоре после завтрака.
Дэнни играл с машинками в куче песка во дворе. С его руки еще не сняли гипс. Джек сидел за столом с посеревшим лицом и сигаретой, дрожавшей между пальцами. Она решилась попросить его дать ей развод. Но прежде она рассмотрела этот вопрос с сотен различных точек зрения. Она начала задумываться над ним по меньшей мере за полгода до эпизода со сломанной рукой Дэнни. Она не уставала повторять себе, что давно пошла бы на это, если бы не сын, но даже здесь заключалась лишь доля правды. Долгими ночами, когда Джека не было дома, она спала и видела в повторявшихся снах лицо своей матери и собственную свадьбу.
