– Я больше не верю твоим обещаниям, Джек. Ты обещаешь, а потом тут же снова…
Она осеклась, встретившись с ним глазами, неожиданно озадаченная и растерявшаяся.
– Через неделю, – повторил он. Его голос тоже лишился свойственной ему уверенной силы и перешел в шепот. – Пожалуйста. Я ничего не стану обещать. И если тебе по-прежнему захочется поговорить со мной, мы поговорим. О чем тебе будет угодно.
Они долго смотрели друг на друга через залитую солнцем кухню, но стоило ей молча вернуться к мытью посуды, как его начало трясти по-настоящему. Боже, как же ему хотелось выпить! Немного. В качестве лекарства, чтобы видеть ситуацию более отчетливо…
– Дэнни приснилось, что ты попал в аварию на машине, – неожиданно сказала она. – Ему иногда снятся странные сны. Он рассказал мне сегодня утром, когда я помогала ему одеваться. Это правда, Джек? Была авария?
– Нет.
К полудню желание выпить довело его до лихорадочного состояния. Он отправился к Элу.
– Ты трезв? – спросил Эл, прежде чем впустить его в дом. Сам он выглядел отвратительно.
– Как стеклышко. А ты похож на Лона Чейни в «Призраке оперы».
– Заходи.
Они до конца дня играли в вист. Но не пили.
Миновала неделя. Они с Уэнди почти не общались. Хотя он знал, что она наблюдает за ним и все еще не верит. Он стал пить кофе без молока и в огромных количествах поглощал кока-колу. Как-то вечером выпил целиком упаковку из шести банок, а потом метнулся в туалет, где его вырвало. Уровень жидкости в бутылках в домашнем баре оставался неизменным. После уроков он неизменно шел к Элу Шокли – а Уэнди ненавидела Эла Шокли, как никого другого, – и когда возвращался, она готова была поклясться, что улавливает запашок виски или джина. Однако до ужина он говорил вполне внятно, выпивал чашку кофе, после еды играл с Дэнни, делясь с ним бутылкой колы, читал ему перед сном, а потом усаживался проверять сочинения учеников, продолжая пить черный кофе, чашка за чашкой, и ей приходилось признавать свою неправоту.
Так прошло еще несколько недель, и не высказанное однажды слово уже не спешило срываться с ее губ. Джек чувствовал, что оно затаилось в ее сознании, и знал: это слово никогда уже не исчезнет из него насовсем. Жить стало немного легче. А потом – Джордж Хэтфилд. Он снова потерял контроль над собой, хотя на этот раз был абсолютно трезв.
– Сэр, ваш абонент все еще…
– Алло! – послышался голос запыхавшегося Эла.
– Говорите, – недовольным тоном произнес оператор.
– Эл, привет. Это Джек Торранс.
– Джеки, старина! – В голосе слышалась неподдельная радость. – Как поживаешь?
– Все хорошо. Я звоню, чтобы поблагодарить. Мне дали работу. Как раз то, что нужно. Если я не смогу закончить свою чертову пьесу, сидя всю зиму в заваленных снегом четырех стенах, то не закончу ее уже никогда.
– Закончишь непременно.
– Сам-то ты как? – нерешительно спросил Джек.
– Трезв, – ответил Эл. – А ты?
– Как стеклышко.
– Тоскуешь по бутылке?
– Каждый божий день.
Эл рассмеялся:
– Знакомое чувство. Ума не приложу, как ты не сорвался после той истории с Хэтфилдом, Джек. Вот это действительно чудеса выдержки.
– Да уж. Обгадился по полной, – ровным голосом произнес Джек.
– Верно, но будь я проклят, если к весне не заставлю членов совета изменить решение! Эффингер, между прочим, уже сейчас считает, что они погорячились с тобой. А если у тебя получится с пьесой…
– Да, это верно. Слушай, Эл. У меня мальчишка остался один в машине, и, боюсь, ему это скоро наскучит…
– Конечно. Я все понимаю. Хорошей тебе зимы в тех краях, Джек. Был рад посодействовать.
– Еще раз спасибо, Эл.
Он повесил трубку. Прикрыл глаза в духоте будки и снова увидел изуродованный велосипед, мечущийся луч фонарика. На следующий день в местной газете появилась крохотная заметка. Похоже, им попросту не о чем было писать. Имя владельца велосипеда не указывалось. Откуда он взялся в том месте глубокой ночью, навсегда осталось загадкой, и, вероятно, так тому и следовало быть.
Он вернулся к машине и вручил Дэнни слегка размякший шоколадный батончик.
– Папа!
– Что такое, док?
Дэнни замялся, глядя на задумчивое лицо отца.
– Когда я ждал твоего возвращения из того отеля, мне приснился плохой сон. Помнишь? Когда я заснул на улице?
