– Наблюдаю через задний телескоп движение корабля, – сообщил пилот, с трудом выговаривая слова, – двигатель работает в предельном режиме торможения.
Надежды на возвращение на корабль рухнули. Теперь осталась одна надежда: лишь бы не рвануло. Через тридцать минут после того, как космолет покинул корабль и расстояние между ним и кораблем составляло порядка пятидесяти тысяч километров, массивную крышку атомного реактора корабля сорвало, освободив стержни радиоактивного материала от замедлителей реакции. Рабочая зона реактора превратилась в атомную бомбу. В адской температуре расплавились баллоны с жидким дейтерием, превратив корабль в водородную бомбу огромной мощности.
Произошел взрыв. Гигантский огненный шар осветил, кажется, всю Вселенную. Шар стремительно разрастался, сжигая все на своем пути. А за огненным фронтом распространялся фронт радиоактивного излучения, пронизывая все живое и неживое. Волна фотонов через доли секунды после взрыва достигла космолета, и, если бы он не успел уйти на достаточное расстояние, сожгла бы его, превратив в раскаленный газ. Мощный поток радиации ударил в космолет со стороны двигателя. Но основной состав экипажа был защищен от него мощной броней защитной стенки реактора, и только Альберт Смирновский получил значительную дозу радиации.
Раздались хлопки сгорающих предохранителей электронных систем управления космолетом. Сработали наиболее устойчивые к перегрузкам средства управления аварийными стержнями реактора. Реактор оказался в режиме охлаждения. Основной двигатель синтеза дейтерия в гелий перестал работать. Свет потух. Только что мучившая людей тройная весовая перегрузка перестала существовать, и они повисли в воздухе. Через несколько секунд сработала аварийная система электрообеспечения. В космолете стало снова светло.
Когда члены экипажа пришли в себя от пережитой физической и психической нагрузки, Николай Григорьевич распорядился:
– Маша, займитесь Юрием Федоровичем, организуйте восстановительные процедуры. Александр, замените Смирновского за пультом управления. Вадим Аркадьевич, срочно со мной в сектор управления и связи.
Необходимо было немедленно связаться по безынерционной связи с Советом по космическим исследованиям на Земле. В условиях отсутствия силы тяжести Вадим Аркадьевич беспомощно махал руками и ногами в воздухе. Николай Григорьевич оттолкнулся от плоскости, которая раньше называлась полом, уцепил на лету Вадима Аркадьевича, и они вместе, вращаясь, полетели в выбранном направлении.
В секторе управления космолетом их ожидало разочарование. Оказалось, что все системы управления вышли из строя из-за мощного радиоактивного излучения. Осталась действовать только резервная цепь освещения, питающаяся от аккумуляторов. Космолет двигался по инерции, с большой скоростью в десять тысяч километров в секунду, в направлении к Плутону и далее через опасную зону Койпера в открытый космос.
– Что будем делать? – спросил Вадим Аркадьевич.
– Необходимо в первую очередь детально обследовать космолет, – ответил Николай Григорьевич, – разобраться, что из элементов управления вышло из строя, а что осталось работоспособным. И как можно быстрее. В вашем распоряжении все, кроме пилота. Сможете?
– Я понял. В первую очередь надо оживить ядерный реактор. Если это удастся, сможем наладить электромагнитную защиту, связь, оранжерейное хозяйство, а потом и регенерацию воздуха и воды.
– Хорошо. Действуйте, а я пока займусь проверкой всего остального, в том числе состоянием элементов магнитной камеры основного двигателя.
На ревизию состояния космолета ушло полтора дня. Оказалось, что волна радиоактивных частиц, пройдя сквозь космолет, вырубила большинство полупроводниковых элементов управления системами космолета. Но не все. Часть элементов, защищенная мощными поглотителями, сохранилась, и Вадим Аркадьевич, используя свой огромный опыт конструирования ядерных реакторов малогабаритных электростанций, смог, наконец, доложить командиру:
