– Нет, у Кионы были длинные волосы, – возразила Адель.
– Я их отрезала. Иди сюда, дай мне руку.
На пороге дома появилась Шарлотта – босоногая, в простенькой блузке из розового ситца и в юбке. Увидев, как элегантно одеты ее подруги, она едва удержалась от вздоха.
– Если бы я знала, что вы приедете, я бы постаралась привести себя в порядок, – сказала она бесцветным голосом. – Господи, не выношу такой жары. Скорей бы наступила зима, выпал бы снег! Заходите, заходите. Адель, ты тоже зайди в тень. Твой отец мог бы захватить тебя с собой!
– Людвига нет? – удивилась Киона. – А где Томас? Мне не терпится его увидеть. Ты ведь понимаешь, что, когда вы отправились в Германию, ему было лишь несколько месяцев от роду.
– Мне жаль, но Томас выводит меня из себя, – сказала Шарлотта, садясь за кухонный стол, заваленный немытой посудой. – Он здесь становится капризным. В общем, Людвиг пообещал продержать его возле себя до вечера. Они на берегу реки. Я наготовила им еды.
Эрмин осмотрелась по сторонам с мрачным видом. Царящий вокруг нее беспорядок и выражение лица Шарлотты свидетельствовали о том, что эта молодая женщина пребывает в мучительной депрессии.
– Какой это все-таки тяжкий груз – брак, дети! – прошептала Шарлотта.
– Лолотта, не говори так! Если ты устала, тебе нужно нам об этом сказать. Дашь мне какой-нибудь фартук? Мы с Кионой наведем тут порядок.
– Нет, давайте лучше поболтаем. Тут навел бы порядок Людвиг, если бы я не попросила его пойти на реку вместе с Томасом.
– Мы поболтаем позже, – возразила Киона. – Адель, может, ты поиграешь возле дома, в тени яблони? Я дам тебе миску с водой, чтобы ты постирала одежду своей куклы. Это ведь твоя кукла там, на крыльце?
Девочка в ответ кивнула. Ее глаза заблестели от радости при мысли о том, что она сможет поиграть с водой и мылом. Она поспешно направилась к выходу.
– Ты хотя бы взгляни на то, что мы тебе принесли, – вздохнула Эрмин, обращаясь к Шарлотте.
– Вы очень любезны. Мне все это пригодится. Однако лично я уже не могу ничего есть – как там, в Германии. А еще меня тошнит.
Киона наполнила миску водой и пошла отдавать ее девочке. Шарлотта тут же спросила:
– Если ты пришла вместе с Кионой, это означает, что ты рассказала ей о том, что я натворила. Или же ты передала ей, что я хочу ее видеть. Так что же ты ей сказала?
– Не было никакой необходимости что-либо говорить ей: она и сама это уже знала. Успокойся, Лолотта, а то ты вся дрожишь. Со стороны даже кажется, что ты выпила. Взгляд у тебя какой-то блуждающий.
– Да ничего я не пила, но если тот ребенок, который у меня в утробе, – не от Людвига, то я сойду с ума, Мимин.
Ласковые прозвища, которыми они называли друг друга в детстве, и сейчас легко слетали с их губ, свидетельствуя о том, что их по-прежнему связывают тесные узы дружбы.
– Ты должна выдержать этот удар ради Адели и Томаса. Они нуждаются в тебе и в твоей нежности. Ну же, не вешай нос! Я тут, рядом с тобой, Киона тоже.
– Я вскипячу воду.
К ним вернулась Киона. Она посмотрела на Шарлотту, облокотившуюся на стол, а затем на Эрмин, надевшую на себя фартук и возившуюся возле кухонной раковины. Все три женщины слышали, как за окном тихонечко что-то напевает Адель.
– Давайте поторопимся, – сказала Киона. – Пойдем в гостиную, Шарлотта. Мне нужно побыть с тобой наедине. Не обижайся, Мин!
– Поступай так, как считаешь нужным, моя дорогая.
Киона и Шарлотта вошли в гостиную, где царил полумрак. На окне, выходившем на какие-то густые заросли, висела москитная сетка. В комнате было прохладно. На всей мягкой мебели лежали старые покрывала.
– Если уж тебе отдыхать, то здесь, – сказала Киона. – Ты не будешь страдать от жары.
– Нет, не стоит устраивать кавардак везде и всюду. Если тут побывают мои малыши, порядка уже не будет.
– Его и так нигде нет! Шарлотта, я поняла, что тебя беспокоит, но я не обещаю тебе какого-то чудесного избавления от твоих проблем.
Киона усадила эту будущую роженицу на диван, на котором лежало льняное покрывало.
– Ты можешь узнать, кто отец этого ребенка, или нет?
Голос Шарлотты был полон отчаяния. Кроме того, она выглядела сильно похудевшей. Она положила ладони на свой живот, который только начинал округляться.
