— Лисбет, скажи, этот доктор Фостер, которого ты часто упоминаешь в разговоре, он младший брат врача, лечившего тебя в детстве?
— Да, и он женат на Перл Вулворт, племяннице па, которая без конца величает меня «моя дорогая кузина», напоминая, что я таковой не являюсь. Странный вопрос с твоей стороны…
— Хочу знать, увивается ли он еще за тобой или нет. Два месяца назад ты на него жаловалась. Лисбет, ты такая красивая, такая манкая! Не хочу тебе досаждать, но будет лучше, если ты все-таки примешь решение. Надоело любить тебя тайком!
— Хорошо, я сегодня же поговорю с ма. Она будет на нашей стороне. Я много думала, Анри, вечерами, пока сидела с Антонэном. Если мы поженимся, нужно будет подыскать подходящее жилье. Квартира должна быть удобной и находиться по соседству с Дакота-билдинг, потому что я не хочу разлучать Антонэна с дедушкой и бабушкой. Они должны видеться ежедневно. А еще ты мог бы сменить работу. Па обязательно что-то придумает, у него большие связи.
— Если мы можем жить вместе только на таких условиях, Лисбет, что ж, я сделаю все, что пожелаешь! — воодушевился Анри, не веря своему счастью.
— Но меня кое-что тревожит. — Молодая женщина понизила голос. — Я бы хотела родить еще ребенка, но за год так и не забеременела, при том что ты никаких предосторожностей не предпринимаешь.
— Как ты узнала? — Мужчина заметно смутился.
— Все, что я хотела знать о некоторых аспектах отношений между мужчиной и женщиной, я узнала после помолвки. Наверное, ты надеялся, что я забеременею и мы скорее поженимся. Но мне об этом не говорил.
Анри с опаской посмотрел на дочь. Но нет, дети ничего не могли услышать, они шли далеко впереди.
— Прости, пожалуйста. Лисбет, поначалу я так обезумел от радости, от страсти, что ни о чем не думал. Потом, твоя правда, ждал беременности.
— Некоторые пары не могут зачать, — сказала она. — Я читала об этом в медицинском журнале. Наука не имеет этому объяснений.
Элизабет посмотрела на любовника, и когда тот вздохнул, едва заметно улыбнулась. Анри пояснил:
— Если пересчитать наши свидания, Лисбет, их наберется не так уж много. Когда мы будем жить вместе, моя красавица, все будет по-другому.
— И вскоре мы это проверим, правда? — нежно отозвалась она.
Веселье Элизабет было недолгим: на противоположной стороне бесконечной улицы Бродвей она увидела пожилого бедняка, того самого, с отсутствующим взглядом, которого встретила две недели назад перед входом в театр Лицеум. На нем были те же лохмотья, в одной руке метла, на сгибе другой болталось ведро.
— Анри, видишь того бедолагу, возле галантереи на той стороне улицы? Я бы хотела дать ему немного денег на еду. На него жалко смотреть… Пока я схожу туда, присмотри за детьми, хорошо?
— Это ни к чему. Тем более что мы говорим о нашем будущем, — не согласился мужчина. — Голодная смерть ему не грозит: старик подрабатывает тут и там, по мере сил. Он умственно отсталый, и местные торговцы его жалеют. Мой кузен иногда поручает ему чистить чаны в прачечной.
— А где он спит? На улице, как парижские Клошары? Им приходится ютиться под мостами, даже зимой. Случается, что по утрам их находят мертвыми.
Элизабет собралась уже переходить дорогу, но Анри крепкой рукой ее удержал. Он выглядел удивленным.
— А ты упрямая! — вздохнул он. — Ладно! Дай мне пятидолларовую купюру, я ему отнесу. И не переживай так, он точно знает, где будет спать!
— Как его зовут? Он иностранец?
— Лисбет, этот человек немой. Да что с тобой сегодня такое?
— Я имею право сочувствовать людям! — вспыхнула молодая женщина. — Мне до сих пор снится ноябрьский вечер, когда я бродила в Бронксе, продрогшая, напуганная, голодная. И как сидела на лавке в Сентрал-парке, а перед глазами — как те бандиты избивают отца…
Нервным жестом она достала из сумочки банкноту, вручила ее Анри. И, даже не бросив взгляд через улицу, побежала вперед, к Агате и сыну. На сердце у Элизабет было тяжело, хотелось плакать. Оказалось, что лучшее средство от этой внезапной тоски — расцеловать детей.
Обнимая их, Элизабет объявила, что каждому полагается по ячменному леденцу, и втроем они вошли в ближайший бакалейный магазин. Анри, поджидавший их на улице, укоризненно покачал головой:
