— И я тебе за это очень благодарен, моя хорошая! — вскинулся Анри. — Если бы не ты, им пришлось бы еще тяжелее. Дети очень к тебе привязаны, и я знаю, ты их любишь, но я, наверное, очень ошибался, думая, что ты охотно станешь им второй матерью. Лисбет, я редко говорю с тобой о своей первой жене. Как-то неудобно, что ли… Тереза была очень набожной, заботливой, сердечной. И, будь она жива, я бы прожил с нею жизнь, не задаваясь никакими вопросами. Но судьба решила иначе.
— Что ты этим хочешь сказать?
— Стыдно признаться, но я никогда не чувствовал к Терезе того, что чувствую к тебе. Настоящую любовь я открыл для себя в тот день, когда уложил тебя на свою кровать и, обнаженную, стал целовать. Пойми правильно, я влюбился намного раньше, не смея ни на что надеяться. А теперь дни без тебя кажутся мне бесконечными. Я дышу полной грудью, только когда слышу на лестнице твои шаги, когда ты входишь в дом.
Настоящее признание в любви… Элизабет прекрасно понимала серьезность происходящего. Следя за Анри взглядом, она думала о своем. Он вскипятил воду, подготовил заварник, выбрал для нее лучшую чашку. Высокий, худощавый, он неизменно вызывал у нее умиление.
«Мне нравится моя жизнь такой, какая она есть, — заключила она. — Ма и па — прекрасные дедушка и бабушка для Антонэна, который живет с ними, и они его обожают. Мы вчетвером — крепкая, дружная семья. Я не могу разрушить эту гармонию».
Анри не откажешь в проницательности: если она решит выйти за него, Эдвард не станет противиться, но сделает все возможное, чтобы ее отговорить.
«А ведь ма так хочет снова выдать меня замуж! — сказала она себе. — И обещает, что па постарается снять для нас квартиру в Дакота-билдинг».
Анри поставил перед Элизабет чашку, достал из буфета кекс с сухофруктами и отрезал два ломтика.
— Я не какой-то там ветреник, Лисбет, — неожиданно вырвалось у него. — Я тебя люблю и с тобой хочу жить, пока не умру. Я так и сказал кузену. Он уже немолод и хочет, чтобы года через три-четыре я сам управлял прачечной. А еще — чтобы я женился на дочке его лучшего работника. Ее зовут Линда.
— Вот как? — растерялась Элизабет. — Ты раньше об этом не говорил.
— Ей около тридцати, как и мне. Родители по рождению немцы.
— Красивая?
— Какая разница? Я не присматривался.
— Может, Линда тайно в тебя влюблена, бедняжка? Мечтает, чтобы ты подошел, поцеловал? Мечты о поцелуях, которые никогда не сбываются…
Это было сказано тихо, едва слышно. Анри не понравился ее отсутствующий взгляд. Элизабет была сейчас где-то далеко, и от него, и от Нью-Йорка, в каких-то таинственных далях.
— Ты сейчас точно говорила о Линде? — со вздохом произнес он.
— Ну да! — Молодая женщина вздрогнула, как при внезапном пробуждении. — Извини, я как-то привыкла жалеть женщин. По сравнению с мужчинами, у них так мало свободы. Пока мы были помолвлены, Ричард был очень ревнив. Он пытался с этим справиться, но я уверена, что он бы постоянно меня контролировал. Каждую минуту!
— Когда кого-то любишь, ревнуешь, Лисбет. Мне самое время встревожиться, потому что по поводу Линды ты, похоже, совершенно спокойна.
— Зачем ревновать, когда ты, Анри, к ней равнодушен? Мы сейчас тратим на бесполезные разговоры то малое время, которое нам осталось.
Элизабет с сожалением посмотрела на часы. Сегодня ни чай, ни эти прощальные минуты, обычно такие приятные, не были ей в радость. Все шло вразрез с ее желаниями. До сих пор их с Анри тайные свидания проходили гладко, без единой фальшивой нотки. Чаще всего они сразу ложились в постель, ласкались, целовались, болтали о детях и о чем-то банальном. А утолив любовный жар, вместе полдничали.
— Милый, мне пора, — постаралась она сказать как можно мягче. — Совсем забыла: в воскресенье нас ждут Рамберы!
Луизону будет приятно увидеться с Тони. Я приду с Антонэном, познакомитесь поближе.
Это уже вошло в традицию. После переезда из Бронкса на 42-ю улицу в округе Манхэттен Леа и Батист Рамберы не реже чем раз в месяц приглашали в гости Элизабет и Анри с детьми.
— Ты еще никогда не водила к ним сына, Лисбет. Прошу, не думай, что обязана. Из-за того, что я сегодня сказал.
