— Нет, если собаки не будет, я ни за что не отвечаю! Ну вот, видали? — показал он в Лешкину сторону и пошел ему навстречу: — Эй, пацан, ты чего здесь крутишься?
— Вы, дяденька, заведующий?
— Ну, заведующий.
— Этим детдомом?
— Не детдомом, а хозяйством. А в чем дело?
Заведующий хозяйством был долговязый, и Лешка мог видеть его лицо, только задрав голову.
— Возьмите меня к себе.
— То есть как — «возьмите»? А направление?
Лешка не понял и, продолжая, задрав голову, смотреть на него, молча переступил с ноги на ногу.
— Кто тебя послал? Бумажка у тебя есть?
— Никто. Я сам.
— А-а, сам! Так дело не пойдет. Мы без направления не принимаем.
Вот если тебя гороно пришлет — другой разговор. А теперь — дуй отсюда!
Лешка опустил голову и вышел.
— Не взяли? — догадался Митька.
Лешка рассказал.
— Ну так что? Найдем гороно — я теперь с тобой сам пойду, — и в два счета тебе дадут эту бумажку. А что, неправда? Ты же сирота?
Сирота. Так в чем дело?
Они поехали в центр на трамвае, блуждали по улицам, потом решились спросить у милиционера.
В большой, тесно уставленной столами комнате гороно им показали на сидящую в углу худую женщину. Нагнувшись над столом, она читала какие-то бумаги. Жидкие прямые волосы ее были острижены и свисали над щеками, как две дощечки, на носу сидели очки с толстыми стеклами, на верхней губе росли редкие черные волосы. Она затягивалась папиросой — щеки ее западали, отчего длинное лицо становилось еще длиннее, — и отмахивалась рукой от дыма. Он колыхался над ее головой ленивыми сизыми волнами.
— Вы что, мальчики? — низким голосом спросила она и сняла очки.
За ними оказались усталые и, как показалось Лешке, ничего не видящие глаза. — Жаловаться? Из какого детдома?
— Ага, жаловаться. Только он не из детдома, а из дома. Заведующий его не берет, — быстро проговорил Митька.
— А ты?
— Я? Я с ним.
— Тогда помолчи, — еще более густым и низким голосом сказала женщина и надела очки. — На что ты жалуешься? — повернулась она к Лешке.
Лешка сказал, что отец погиб, мама умерла, а заведующий не принимает, потому что у него нет бумажки.
— Значит, ты не живешь в детдоме, а еще только хочешь, чтобы тебя направили в детдом?.. А где ты живешь, с кем?.. С дядей и тетей? Зачем же тебе в детдом? В детдом берут тех, у кого нет родных. А у тебя есть. Тебя кормят, одевают, ты учишься. Чего же тебе еще? Ты уже большой и должен понимать, что всех в детдом взять мы не можем. Если взять тебя, может быть, другой мальчик, у которого нет никаких родственников, останется без места. Понимаешь?
— А если у него дядька сволочь? — вмешался Митька. — Сволочь, и всё!
— Ругаться мальчик, нельзя! — строго сказала женщина. — Тебя обижают твои родственники? — снова повернулась она к Лешке.
— Они уезжать хотят, а я не хочу с ними.
— Ну хорошо, — устало вздохнула она. — Скажи мне свой адрес, мы проверим.
— Обманет эта усатая! — сказал Митька, когда они вышли на улицу.
Усатая не обманула. Через несколько дней Лешка из окна увидел, как она, размахивая набитым портфелем и дымя папиросой, направляется к их дому. Лешка выбежал навстречу ей и успел шепнуть:
— Только про меня не говорите, тетенька, а то мне будет…
— Не бойся, мальчик, я человек опытный, — низким голосом сказала она и вошла в дом.
Сидя на кухне, Лешка слышал, как она расспрашивала о Лешкиных родителях, как он живет, учится. Дядя Троша и тетя Лида сладкими голосами заверяли ее, что Лешка ни в чем не нуждается, они по-родственному воспитывают его и сделают из него человека. Когда она ушла, Лешка переждал, а потом нагнал ее на улице.
— А, это ты? — строго обернулась она, когда Лешка ее окликнул. -
Вот видишь, как нехорошо вводить людей в заблуждение. Из-за тебя я потеряла целый час, который могла посвятить другому. Стыдись!.. Твои дядя и тетя — прекрасные люди, и многие дети могут позавидовать условиям, в которых ты находишься.
Она пошла дальше, а Лешка уныло вернулся домой. "Прекрасные люди" обсуждали ее посещение, и Лешка услышал голос дяди Троши:
— Придется этого байстрюка с собой везти. Я было думал в детдом его сдать, да теперь могут прицепиться: дом, имущество, наследство…
