Эван глубоко вдохнул. «Ничего личного. Никаких предположений. Ничего личного. Никаких предположений».
Он чувствовал тяжесть пистолета в руке. Оружие – верное, испытанное – было с ним всегда. На сталь и свинец всегда можно было положиться. Они не менялись, они были подконтрольны ему. Эван мог на них рассчитывать. А люди всегда могут подвести. Он не мог рассчитывать на плоть и кровь, на мышцы и кости.
Слишком часто это плохо заканчивалось.
* * *
Когда раздается скрип, за окнами еще темно, но Эван не спит. Бо́льшую часть первой ночи, проведенной в доме Джека, он лежал, глядя в потолок. Эван встает и осматривает комнату. Кресло на колесиках стоит у стола, полка над ним полна книг, расставленных по высоте. Рядом с ними стоит ваза с незаточенными карандашами. Занавески раздвинуты, и в окно проникают первые лучи рассвета. Нет ни пыли, ни беспорядка. Каждый предмет в комнате аккуратно положен на свое место.
Новый дом Эвана – это двухэтажная ферма в полях Арлингтона, штат Виргиния. Его окно выходит на зеленую дубовую рощу. Раньше он видел такое только по телевизору.
Джека Эван находит внизу, в кабинете, уставленном книжными полками из потемневшего дерева. Мужчина читает о чем-то под названием «Пелопонесские войны». Из старомодного магнитофона доносится классическая музыка. На столике в углу стоит фотография в потускневшей серебряной рамке. У женщины на снимке длинные темно-каштановые волосы до талии и аккуратный подбородок. Глаза за большими очками улыбаются.
Страйдер, лежащий у ног Джека, поднимает голову – в точности как у Скуби-Ду, – отмечая присутствие Эвана. Собака весит не менее сотни фунтов, рыжевато-коричневая шерсть топорщится на спине.
Эван ждет, когда Джек поднимет глаза, но этого не происходит. Он сидит неподвижно, как изваяние, и смотрит в книгу. Сейчас Джек совершенно не похож на того таинственного незнакомца с вытянутым лицом, который прятался в тени и глядел через проволочный забор, куря одну сигарету за другой.
– Почему вы выбрали меня? – наконец спрашивает Эван.
Джек продолжает смотреть в книгу.
– Ты знаешь, каково это – быть бессильным.
Это звучит как утверждение, но Эван понимает, что на самом деле это вопрос. И что он должен на него ответить.
Эван краснеет. Его губы плотно сжаты, но ответ прорывается сквозь них.
– Да.
– Для того, чем мы будем заниматься, – говорит Джек, наконец опуская книгу, – мне нужен кто-то, кому знакомо это чувство. Кто прочувствовал это до мозга костей. Никогда не забывай его.
Эван отдал бы все на свете, лишь бы только забыть об этом, но он молчит.
– Никто не должен знать твое настоящее имя, – говорит Джек.
– Ясно.
– Как твоя фамилия?
Эван отвечает.
– Она тебе нравится? – спрашивает Джек.
– Нет.
– Хочешь выбрать новую?
– Какую, например?
Пауза длится долго. Затем Джек произносит:
– Девичья фамилия моей жены была Смоак. Как насчет нее?
Эван обращает внимание на прошедшее время. Он понимает, что это подарок. Некоторое время мальчик колеблется, принимать ли его, и все время отводит взгляд от фотографии на столике.
– Конечно, – наконец говорит он.
– Это имя ты будешь использовать только в личной жизни, – говорит Джек. – Люди, с которыми ты работаешь, никогда его не узнают.
– А как они будут меня называть?
– По-разному. – Джек поднимается, держа в руке ключи. Его лицо становится серьезным. – Пора.
Насыпав Страйдеру полную миску еды, они садятся в грузовик, оставив седан дома, – мудрое решение, ведь ехать приходится почти все время по бездорожью. После получаса езды они начинают двигаться вверх по холму. Машину трясет, по стеклам хлещут ветви деревьев. Наконец грузовик подъезжает к конюшне.
Эван идет за Джеком внутрь. Здесь пахнет сеном и навозом. Джек закрывает за мальчиком тяжелые двери. Внутреннее пространство освещает лишь качающаяся над стойлами лампа, света которой явно недостаточно.
Сердце Эвана начинает биться быстрее. Он смотрит на Джека, но Джек на него не глядит.
Слышен хруст сена под чьими-то ногами. На свет выходит крупный мужчина с густой бородой, наполовину скрывающей грубое лицо. Он держит изогнутый нож. На лице мужчины улыбка, похожая на оскал
