Банни погладила ее колено. Прошло много времени. Она уже думала, что Зина спит, и начала думать свои мысли, когда глубокий, уставший голос зазвучал снова.
— Они живые. — Банни подняла глаза; рука Зины была на кристаллах. Они думают и они разговаривают. Они спариваются. Они живые. Эти двое это Горти.
Она села ровно и откинула волосы.
— Вот как я узнала. Мы были в том ресторане, в ночь, когда мы нашли Горти. Какой-то мужчина грабил наш грузовик, помнишь? Он поставил колено на кристаллы и Горти стало плохо. Он был в помещении и на большом расстоянии от грузовика, но он знал. Банни, ты помнишь?
— Угу. Гавана, он часто говорил об этом. Просто не с тобой. Мы всегда знали, когда ты не хотела разговаривать, Зи.
— Сейчас я хочу, — сказала Зина устало. Он облизала губы. — Ты давно выступаешь с нами, Банни?
— По-моему восемнадцать лет.
— Я двадцать. Во всяком случае почти двадцать. Я работала с Братьями Квелль, когда Людоед купил у них дело. У него был зверинец. У него был Гоголь и дурачок и двуглавая змея и лысая белка. Он часто выступал с чтением мыслей. Квелль продал свое дело за бесценок. Две поздние весны и торнадо научили Квелля всему карнавалу, который он когда-либо хотел знать. Неурожайные года. Я осталась в шоу в основном потому, что я там была, в основном. Как если бы никакого другого места не было. — Она вздохнула, вспоминая эти двадцать лет. — Людоед был поглощен тем, что он называл своим хобби. Карнавал это не его хобби. — Она подняла кристаллы и встряхнула их в руке, как игральные кости. — Вот они — его хобби. Эти вещи иногда производят странных людей. Когда у нас появлялся новый урод… (Это слово заставило их обеих вздрогнуть, когда она произнесла его) — он держал его при себе. Он и занялся этим бизнесом, потому что он мог держать их и делать на этом деньги тоже. Это все. Он держал их и изучал их и производил все больше их.
— Странные люди действительно берутся отсюда?
— Нет! Не все. Ты же знаешь с железах и мутациях и всем таком прочем. Эти кристаллы тоже их делают, вот и все. Они делают это — я думаю, что они делают это — нарочно.
— Я не понимаю тебя, Зи!
— Господи, благослови тебя! Я тоже не понимаю. И Людоед тоже не понимает, хотя он знает о них уйму всего. Он может разговаривать с ними, в некотором роде.
— Как?
— Это похоже на чтение мыслей. Он воздействует на них своим сознанием. Он — причиняет им боль своим сознанием, пока они не делают то, что он хочет.
— А что он хочет?
— Много всего. Однако, все сводится к одному. Он хочет — посредника. Он хочет, чтобы они сделали что-нибудь, с чем он может быть сможет разговаривать, отдавать приказы. А затем посредник повернется к ним и заставит кристаллы делать то, что он хочет.
— Мне кажется, что я немного глупа, Зи.
— Нет, ты не глупенькая, дорогая… О, Банни, Банни, я так счастлива, что ты здесь! — Она подняла альбиноску в кресло и страстно обняла ее. Позволь мне говорить, Бан. Я должна высказаться! Годы и годы и я не сказала ни слова…
— Я могу поспорить, что я не пойму и одного слова из десяти.
— Ты поймешь, лапушка. Тебе удобно? Так вот… ты понимаешь, эти кристаллы они похожи на животных, в какой-то мере. Они не такие как все остальные животные, которые когда-либо жили на земле. Я не думаю, что они появились где-то на земле. Людоед рассказал мне, что иногда он видит картину белых и желтых звезд в черном небе, похоже на то, как выглядит космос вдали от земли. Он думает, что их принесло сюда.
— Он рассказал тебе? Ты хочешь сказать, что он разговаривал с тобой о них?
— Часами. Я думаю, что всем нужно с кем-то разговаривать. Он разговаривал со мной. Он угрожал убить меня, снова и снова, если я произнесу хоть слово. Но я хранила это в секрете не потому. Понимаешь, он всегда хорошо относился ко мне, Банни. Он злобный и сумасшедший, но ко мне он всегда относился хорошо.
— Я знаю. Мы всегда этому удивлялись.
— Я не думала, что это имеет для кого-нибудь какое-нибудь значение. Сначала не думала, первые годы. Когда я узнала, что он на самом деле пытается сделать, я не могла никому сказать; мне бы никто не поверил. Все, что я могла сделать, это узнать как можно больше и надеяться, что я смогу остановить его, когда придет время.
