Теперь оставалось только привязать тетиву из крученого сухожилия и сделать стрелы. Для древка стрелы старик взял твердое дерево; железные наконечники были куплены у белых торговцев; оперением служили перья диких гусей.
Старик сделал одиннадцать стрел с железными наконечниками, а затем начал обтачивать двенадцатое древко и заниматься этим целый вечер: обстругивал, полировал его, смазывал жиром. Синопа, следивший за работой, не утерпел и спросил Красного Журавля, почему он так долго делает последнее, двенадцатое древко.
— Потому что эта стрела должна быть волшебной, счастливой стрелой, — ответил дед.
Затем он достал из своего колчана стрелу с очень маленьким острым наконечником из черного обсидиана 10.
В Йеллоустоне есть целая гора, состоящая из этого камня.
— Этот черный наконечник я прикреплю к последней стреле, — сказал старик, — а ты пользуйся ею только в минуты крайней опасности. Мой отец сделал для меня этот наконечник, и трижды он спас мне жизнь.
— О, дедушка, расскажи, как это было! — воскликнул Синопа, цепляясь за руку старика и мешая ему работать.
— Уж так и быть, расскажу, — отозвался тот, гладя мальчика по голове. — Давно это было. Когда стрела в первый раз спасла мне жизнь, я был маленьким мальчиком, таким, как ты теперь.
Отец подарил мне лук из рога и двенадцать стрел. На одиннадцати стрелах наконечники были простые, кремневые, а на двенадцатой стреле он прикрепил вот этот самый наконечник. И сказал он мне то же, что сказал тебе я: пользуйся этой стрелой только в минуту крайней опасности.
Однажды отправился я с приятелями на охоту. Они углубились в лес, а я шел по опушке. В левой руке я держал лук и две стрелы: одна была простая, другая-с черным наконечником. За спиной у меня висел колчан с остальными стрелами. Вскоре дорогу мне преградил густой кустарник. Из зарослей доносился какой-то странный жалобный вой. Я остановился и прислушался; казалось, там, в кустах, воет собака, Я решил, что это одна из наших лагерных собак, и поспешил ей на помощь. Смело раздвинул я кусты и вдруг увидел перед собой большого волка. Как тебе известно, волки боятся человека и не нападают на него, но не таков был этот зверь. Морда его была покрыта клочьями пены, и я понял, что передо мной бешеный волк. Дрожащей рукой взял я мою волшебную стрелу и натянул тетиву лука. Волк разинул пасть, я выстрелил, и стрела попала ему в глотку. Он подпрыгнул, упал к моим ногам и издох, а я вытащил стрелу я спрятал ее.
Второй случай произошел спустя несколько лет. Тогда я был уже взрослым. Черный наконечник я снял с маленькой детской стрелы и прикрепил к большому древку. Однажды охотился я на бизонов и убил четырех. Потом я выстрелил в пятого, и как раз в эту минуту лошадь моя упала и сломала себе ногу. Бизон был только ранен, и боль привела его в ярость. Он напал на меня, но я успел отскочить в сторону и пустить стрелу, которая вонзилась ему в плечо. Четыре раза он на меня бросался, и четыре раза я стрелял, но не мог его убить. Осталась у меня последняя стрела, с черным наконечником. Я натянул тетиву. Когда разъяренное животное снова двинулось на меня, я выстрелил. Стрела пронзила ему сердце, и я был спасен.
— Дедушка, расскажи, как было дело в третий раз, — попросил Синопа, когда старик умолк и задумался, глядя на пламя костра.
— Да, был еще один случай, — встрепенулся Красный Журавль, — но о нем я не хочу тебе рассказывать. Боюсь, как бы не привиделось тебе это во сне. Скажу только, что я вступил в бой с вождем племени кроу и убил его этой стрелой.
Синопе хотелось расспросить об этом поединке, но глаза у него слипались, и его уложили спать.
На следующий день Красный Журавль сделал еще несколько стрел с заостренными концами, но без железных наконечников. Они предназначались для стрельбы в мишень. В течение многих месяцев старик ежедневно заставлял Синопу упражняться в стрельбе из лука. Сначала мальчик стрелял в кусты или в шкуру, брошенную на куст, а месяца через два мишенью служил пучок травы, которую дед бросал вверх. Вскоре Синопа стал таким искусным стрелком, что стрелял почти без промаха.
