Это известие ошеломило Лорну. Безмолвно смотрела она, как темной птицей, взмахнув плащом, словно крылом, взлетел он в седло. Поводья выпали из ее ослабевших рук, когда смысл этих слов дошел до ее сознания. Этот человек везет ее не в отель, а в свой лагерь! Он похищает ее, и уж конечно не ради выкупа! Его одежда, манера держаться, окружение, — все говорило о том, что он — важная личность. Одного только взгляда на его свиту было достаточно, чтобы понять: эти люди вышколены им настолько, что стоит ему только повести бровью — и любой из них кинется выполнять его желание. Его воля — их воля!
Да, конечно, они были вышколены, но она-то нет! Пришпорив свою лошадь каблуками, Лорна прорвалась через окружавших ее людей и сумасшедшим галопом рванулась в сторону от них. Нет уж, она не собирается покорно подчиняться никакому мужчине, и меньше всего этому высокому насмешливому дьяволу с глазами такого же золотистого оттенка, как и пески пустыни.
Он позволил ей отъехать примерно на милю, а потом, устремившись следом, с необыкновенной легкостью догнал, свалившись на нее, словно ястреб на свою жертву, и, обхватив ее за талию, посадил перед собой.
Ощутив это прикосновение и услышав смех, Лорна принялась отчаянно бороться, колотя кулаками по его плечам и сожалея, что у нее нет когтей, чтобы вцепиться ему в глаза. Предводитель в ответ только сверкал белыми зубами и продолжал плотно заворачивать девушку в складки своего плаща, одновременно сжимая коленями бока лошади и не давая ей пуститься вскачь.
Лорна лежала, задыхаясь, поперек туловища животного, до боли прижатая руками своего нового похитителя, вспотевшая, пылающая гневом и ненавистью.
— Ты — скотина! — вырвалось у нее. — Как назвать твой поступок?
— А я думаю, ответ прост. Спокойно, Калиф! — это он уже сказал коню, встревоженному борьбой, происходившей на его спине. — Мы поймали дикую кошечку. Да-да, та fille,[9] уж ты бы выцарапала мне глаза, если б добралась до них, а?
Предводитель рассмеялся, глядя сверху на Лорну. Ему удалось сломить ее сопротивление с такой легкостью, будто она была ребенком.
— Глупышка, ты только напрасно утомилась. Неужели думаешь, что Касим бен Хусейн позволит какой-то девчонке одурачить себя?
Он коснулся ее волос и устремил на нее взгляд, вызвавший на щеках Лорны гневный румянец.
— Скажи, твои волосы действительно такого цвета? — Это было не просто восхищение, к какому она привыкла, нет, то был взгляд человека, получившего, наконец, давно и единственно желаемое. — Soie sauvage.[10] Золотистый, как сама пустыня.
Лорна отпрянула от него, насколько это вообще было возможно в ее положении.
— Ты… запорол того человека только за то, что он украл коня! — В ее синих глазах стоял ужас, какого она еще не знала. Этот предводитель страшил ее гораздо больше, чем тот араб, что увез ее из оазиса. И неважно, что плащ, в который ее завернули, был чистым, словно воздух пустыни, и слегка припахивал турецким табаком, аромат которого Лорна хорошо знала, поскольку ее отец курил такие сигареты. Несущественно было и то, что державшие ее руки оказались такими же чистыми, как и эти одежды. Нет! Даже от его красивого лица ее пробирала ледяная дрожь.
— Мои лошади дороги мне; я не позволю, чтобы их воровали и портили. — Он опять взглянул на девушку сверху вниз и всем своим видом напомнил ей леопарда, высокомерного и уверенного, что все прочие его боятся. — Они прекрасны, малоразговорчивы, верны и меня не утомляют. О многих ли женщинах можно сказать то же самое?
Лошадь несла их вперед, в пламенеющий свет, который разливался по пустыне; спутники вытянулись за ними шеренгой. Лорна закрыла глаза, чтобы не видеть этого лица, нависшего над нею; потом снова открыла, в слабой надежде обнаружить в этих бронзовых чертах хоть какое-то подобие милосердия, но напрасно.
Ей так хотелось, чтобы все это происходило лишь во сне, однако это был, к сожалению, не кошмарный сон, а реальность. Она оказалась в двойном плену: темного плаща и сильных рук своего похитителя. Несчастная девушка чувствовала каждое движение коня, и в изнеможении, почти без сознания, едва ощутила, как, вспыхнув, погас последний луч заходящего солнца, как зажглись крупные южные звезды и на землю моментально пала арабская ночь с ее пурпурными тенями.
