Синий перевал - страница 7

— Всеволод Максимилианович, ведь я…

— Ничего, ничего, батенька, — сурово оборвал Дубровин. — Там тоже фронт. Вам предстоит на месте увязывать многие вопросы. Я говорю об этом заранее, так как после перерыва будет официально объявлено о вашем назначении.

— Всеволод Максимилианович… Я молод. Есть другие…

— Ничего, ничего. — Голос Дубровина подобрел. — Я все понимаю. И Лена ваша поймет. Она умница. Еще гордиться вами будет. Если в ближайшие месяцы Песчанка не начнет выдавать взрывчатку и пороха — положение на фронте может сложиться трагическое. Так что считайте себя на передовой, Юра.

С утра, как обычно, майор Селивестров обходит позицию батальона. Нужды особой в том нет — уже более месяца как фронт стоит, с головой закопались и советские, и немецкие войска в стылую землю. Майору знакомы каждый ход сообщения, каждая огневая точка, но привычка есть привычка, и хотя за истекшие сутки не случилось никаких чрезвычайных происшествий — Селивестров следует по обычному маршруту, выслушивает доклады ротных командиров, делает замечания, а то и разнос, если попадется на глаза какой-нибудь распустившийся от спокойной жизни солдат, нарушающий приказ о строжайшем соблюдении маскировки.

Как всегда в это время, откуда-то из-за леса, что синеет за речкой, разделившей пополам нейтральную полосу, изредка постреливают немецкие орудия. Бьют куда-то в тыл. Наши не отвечают. Не то не желают обнаруживать себя, не то экономят снаряды. Иногда то там, то здесь завязывается ружейно-пулеметная дуэль. Погремит — и так же внезапно прекращается.

Все эти привычные утренние шумы не отвлекают Селивестрова от обязательных хозяйственных дум. Батальон — не дивизия, а все-таки хозяйство… За всем нужен глаз, все надо предусмотреть.

Под досками и лапником, что набросаны на дно траншеи, похлюпывает. Подогревает повеселевшее мартовское солнце. Прибавляется талой воды. А что будет, когда настоящая ростепель нагрянет? Позиция батальона в низине, на речной болотине. Зальет начисто. Селивестров смотрит на свои валенки, и мысли его сами собой настраиваются на соответствующий лад. Пришла пора менять зимнюю обутку, надо послать в лес бойцов, чтобы наготовили половых решеток, надо найти способ, чтобы отвести от окопов и блиндажей паводковые воды…

Большой, неповоротливый, широкоплечий, занятый своими делами и думами, обходит майор Селивестров позицию, а вслед за ним уже мчится по траншеям ординарец.

— Хозяин прошел? Давно? Куда?

И мчится дальше. Настигает Селивестрова у блиндажа пулеметчиков.

— Товарищ майор, вас срочно к телефону.

— Скажи, что через полчаса вернусь, — хмурится Селивестров — не любит, когда отрывают от дела. Знают ведь в штабе полка, что утром он всегда на обходе.

— Срочно, товарищ майор! — круглые большие глаза ординарца округляются еще больше.

Что-то необычное.

— Кто? — тихо спрашивает комбат.

— Не знаю. Капитан Суворков приказал пулей лететь.

Начальник штаба батальона капитан Суворков — человек серьезный, бывалый. По пустякам горячку пороть не станет.

Майор поворачивает назад.

— Где тебя черти носят? — нетерпеливо гудит в телефонной трубке простуженный баритон командира полка майора Резника. — Добрый час жду.

— Сам знаешь.

Селивестров с Резником приятели, еще недавно были ротными в одном батальоне, потому позволяют себе не церемониться.

— У тебя что, какое-нибудь че-пэ?

— Нет. Полный порядок.

— А от тебя не скрыли?

— Еще не бывало такого.

— Пожалуй. От тебя не скроешь. Зачем же тогда первый вызывает?

— Меня? Вместе с тобой?

— В том-то и дело, что без меня.

— Зачем?

— А я откуда знаю. Приказал срочно тебя направить. Вот и все. А может, тебя тоже на полк переводят? — эта мысль, очевидно, только-только пришла Резнику в голову, он обрадованно хохочет: — А что, очень даже стоящая кандидатура. Ну, Петро, за тобой банкет! — И спохватывается: — Погоди! Это как же… Без всякого моего ведома забирают лучшего комбата!

— Ишь ты, уже успел собственником стать, — усмехается Селивестров.

— Погоди, на новой должности сам быстрехонько закуркулишься. Теории теориями, а своя рубашка в самом деле ближе к телу, — парирует Резник. — Ну, ни пуха ни пера. На обратном пути зайдешь.