Реакция Ивана была бурной. Даже более бурной, чем у Асмолова.
– Я вот не видел твоего агента! И даже не утвердил его кандидатуру, – Иван подмигнул Ирине, – но должен признать, что он прав. Ира-а! Это же подстава-а! Беги оттуда, снимайся где угодно: в сериалах, в «Ералаше», в рекламе! Не сваришь ты кашу с этим Прониным и его Галочкой!
– Иван, хватит орать, – остановила его Ира, – Пронин не сможет содержать театр без меня, Людочки, без Коротаева и Нины Широковой.
– О-о-о!!! Святые угодники! Помогите этой бедной женщине! Она совсем потеряла разум! И здесь прав этот твой Асмолов! Используют, выжмут как лимон и скажут: «Что-то актриса очень хорошо играет, слишком яркая, с этой ролью справится и Галочка!»
– Вы что? Сговорились с Алексеем? Я сама знаю, что мне делать! Я люблю театр! Я люблю театр! Я люблю театр! – взорвалась в ответ Ирина, заразившись от Ивана азартом спора, подняла руку вверх и застыла.
– Свобода на баррикадах. Ну, чистый Делакруа. Где твое знамя, Марианна?[3] Только вырез футболочки можно было бы приспустить, – прокомментировал Иван.
Ирина сверкнула на него глазами.
– Пельмени и салат положишь себе сам! – И, не оборачиваясь, Невельская стала подниматься по лестнице наверх, в спальню.
Закончив ужинать и проанализировав ситуацию, Иван взял любимую Ирину чашку, налил ромашковый чай, положил чуть-чуть башкирского меда и пошел наверх проверить, что она делает. Может, если потребуется, он извинится, что наговорил лишнего…
Ирина лежала на спине на кровати, раскинув руки. Глаза были закрыты.
– Что, Иришка, медитируешь? У Алексея Борисовича, поди, научилась? А я тебе целебного чаю принес.
– За чай спасибо, – открыв глаза, сказала Ирина, – выпью. Мне Ваня, надо завтра-послезавтра ответ давать Асмолову, согласна я сниматься в четырехсерийном сериале или нет? Масштабные съемки, командировки, приличные деньги…
– Извини, Ира, я не хотел тебя обидеть. Просто мне больно, когда ты страдаешь. Соглашайся на сериал – и утрешь нос Пронину и этой змее. Выбьешь табурет у них из-под ног. Постепенно все уляжется, ты обретешь покой, будешь наслаждаться радостью творчества.
– Ну и образы у тебя… Тяжело, Вань. Не могу. Спектакль – просто мечта, – сказала Ирина, и губы у нее задрожали.
– Я так понял, что сериал серьезный, совмещать не удастся с театром? – гнул свое Иван.
– Да, съемки по всей России. Поэтому здесь надо хвост рубить одним разом, целиком…
– Ира, посмотри на меня. Ты сама принимаешь решение. Хорошо? Ты. Я не буду на тебя давить. Слушай свое сердце.
* * *
Во вторник Пшеничников, Бойко и Лана Смирнова встретились в аэропорту у стойки регистрации самолета на Саранск. Настроение у всех было боевое, рабочее. Лана была нагружена фоторюкзачком, фотосумкой с техникой и небольшим чемоданом на колесах. Николай, приятно удивленный миловидной внешностью и стройной фигурой журналистки, с удовольствием предложить девушке помощь: перехватил чемодан и сумку.
Регистрировались они одними из первых, поэтому сели все вместе. Лана рассказывала столичные новости. Иван отметил, что девушка обращается не к нему, а к Николаю. И сам Николай стал проявлять к журналистке интерес, предложил кофе из своего термоса и с удовольствием рассматривал снятые ею фотографии в планшете.
Лететь предстояло всего час с небольшим. Пшеничников закрыл глаза и притворился спящим. Он надеялся, что у Бойко анекдотов и смешных историй хватит на все время полета.
* * *
Утром Ирину разбудил звонок Асмолова, голос его дрожал от удовольствия.
– Ира, Толик Ерепов отменил кастинги на роль главной героини, ждет твоего согласия!
– Леша, мне еще нужно подумать…
– Думай. – Голос Алексея утратил дружеские нотки. – Но советую поторопиться с ответом…
«Черт, как неудобно получается… – Ирина потянулась в постели и села. – Это на меня не похоже. Я совсем запуталась в своих желаниях».
Через три часа Ирина перезвонила Асмолову.
– Леша, не обижайся, но я все-таки доведу работу до премьерных спектаклей и сниматься не буду. Зато я теперь готова оформить официально наши отношения…
Смешок в трубке показал, что Алексей правильно понял шутку Ирины.
