Отвечает, кроткий и спокойный:
«Я пред Богом — грешник недостойный…
Вы простите мне, но признаю
Одного я в мире Судию.
Над людьми поставлен Он от века,
И во всем я дам Ему ответ:
Человек не судит человека,
Между мной и Богом судей нет!»
VI
И его к епископу призвали.
Долго с жаром говорил отец
И не мог утешиться в печали
О своих червонцах. Наконец
Он умолк; тогда Франциск смиренный,
Перстень сняв, пред стариком кладет:
«Это матери подарок. Вот —
Долг мой отдан: камень драгоценный
Стоит больше денег, взятых мной!»
Так Франциск, исполненный надежды,
Обручился с бедностью святой:
Снял с себя он обувь и одежды,
Положил на землю пред отцом
И воскликнул с радостным лицом:
«Все земное, все, что я имею, —
Даже ризу прежнюю мою
Я отцу земному отдаю.
Больше здесь ничем я не владею!
Одного хочу любить Христа,
Одному хочу служить я Богу:
Я избрал тернистую дорогу, —
И теперь душа моя чиста,
И мечты мои свободней ветра!
Я могу воскликнуть наконец:
Не отец мой — Бернадоне Пьетро,
А Господь — Небесный мой Отец!
Будьте же свидетелями, братья,
Я хочу быть бедным, и таким
Как родился — слабым и нагим
Кинуться Спасителю в объятья!»
VII
У него ни палки, ни мешка,
Опоясанный веревкой, нищий,
Он в одежде грубой мужика
Просит именем Христовым пищи
По глухим селеньям, городам,
По большим дорогам и полям
Ходит, проповедуя народу:
«Вы найдете в бедности свободу:
Прежде ваших просьб Создатель сам
Знает, братья, все, что нужно вам.
Для чего ж печетесь вы без меры
Об едином хлебе, маловеры?
Вы не лучше ль лилией полевых?
А меж тем не ткут они, не сеют,
Но цари одеться не умеют,
Как одета каждая из них.
В Божьем мире — людям места много.
Что ж вы спорите — „мое“, „твое“?
Не тому учил Спаситель: все,
Что прекрасно, нам дано от Бога.
Не одна ли общая земля,
Как один небесный свод над нами?
Для чего ж вы делите межами
Господа цветущие поля?
Кто же в тени путнику откажет,
На чужую ниву не прикажет
Падать росам, кто про золотой
Солнца луч дерзнет сказать: „он мой“?
У тебя Создатель твой на лозах
Наливные гроздья позлатил,
У тебя Он в благодатных грозах
Твой поникший колос напоил,
Он скорбит о бедном и богатом,
Воздает за зло тебе добром,
Отчего ж и ты не хочешь с братом
Поделиться хлебом и вином?
О, помиримся, окончим битву,
Пусть навеки общим будет все,
И сольем сердца в одну молитву:
Да приидет царствие Твое!»
VIII
Жил Сильвестр в горах, на дикой круче,
Словно зверь, в расщелине скалы.
Вкруг него ходили только тучи,
Да летали с клекотом орлы.
На полу пергаментные книги,
Бич железный, цепи и вериги.
Вдоль стены уступ гранитных скал
По ночам подушку заменял.
Не согнувшись встать нельзя, так низко
В тесной келье… В бездне, глубоко
Лишь поток гремит, — и далеко
Все земное, только небо близко.
IХ
И Франциск мечтает: «Не уйти ли
От людей, от шумных городов,
От тревоги, суеты и пыли
В свежесть и безмолвие лесов?
Там, в горах, где не было доныне
И следа людского, — в тишине
Жить и умереть наедине
С Господом лицом к лицу в пустыне».
Говорил Сильвестр Франциску: «Плоть,
Плоть проклятую смири цепями
И бичом железным, и постами,
Чтоб простил грехи твои Господь.
У тебя, мой сын, в уме лишь радость,
Песенки веселенькие, смех!..
Словно пчелки на цветы — на грех
Мы летим и пьем мирскую сладость!..
Смехом люди бесов лишь зовут.
И, внимая радостному кличу,
Дьяволы на грешника бегут,
Как борзые в поле на добычу…
А потом, когда умрет он — в ад
Крючьями да вилами влачат
Господом отринутую душу,
И коптят, и жарят над огнем,
Как на святках мы свиную тушу
На железном вертеле печем:
Вельзевул углей обложит грудой,
Уксусом и желчью обольет,
И на стол он лакомое блюдо
Самодержцу ада подает.
Люцифер на троне лучезарен
За роскошной трапезой сидит,
И, отведав грешника, кричит
Повару сердито: „Недожарен!“
Бесы вновь в огонь его влекут
И, крутя на вертеле, пекут.
Прежде радость ты любил земную,
Прежде песни пел ты на пирах,
Подожди ж — у дьявола в когтях
Запоешь ты песенку другую!»
И умолк отшельник. Замирал
На устах eго зловещий хохот,
В тишине пустыни отвечал
Лишь потока дальний вечный грохот…
