Лорд Уильям приехал в Чанс на Рождество, но вместо того, чтобы успокоить и утешить герцогиню, только усилил ее тревогу, хотя это совсем не входило в его планы. Лорд Уильям Рейн только восхвалял Сильвестра. Он сообщил герцогине, что мальчик, обладая безукоризненными манерами, ведет себя в высшей степени похвально, как и подобает его высокому положению. «Очень дружелюбен и вежлив, но умеет сохранять нужную дистанцию, — заявил дядя герцога Салфорда. — Можно не бояться, что он забудет, какие обязательства налагает на него его положение, моя дорогая сестра! Сильвестр рассказал мне, будто подумывает о женитьбе. Очень похвальные мысли! Самое время завести наследника. Мне показалось, что он готовится к женитьбе весьма ответственно. Слава Богу, в голове мальчика не витают глупые романтические идеи!»
По неизменной традиции рода Рейнов на Рождество в дом главы рода съезжалась масса родственников. Поскольку семья была огромной и большинство собравшихся задержались в Чансе на месяц, у Сильвестра оставалось мало свободного времени для встреч с матерью.
Молодой герцог Салфорд был радушным хозяином, да и его невестка, леди Генри, также отличалась гостеприимством. Ианта не только испытывала страсть к развлечениям, но и с наслаждением играла роль хозяйки дома. Ее настроение заметно улучшалось, когда первые гости переступали порог дома. Удовольствие Ианты от веселого Рождества омрачил только отказ Сильвестра пригласить на праздник сэра Наджента Фотерби. Она пыталась доказать, что коли он пригласил ее отца и мать, то мог бы с таким же успехом послать приглашение и ее жениху, но как бы ей ни хотелось раздуть пламя своего недовольства упрямством Сильвестра, оно было погашено неожиданным вмешательством ее родителей. Лорд Элвастон, которому сэр Наджент был неприятен, предупредил дочь, что если он увидит этого типа в Чансе, то немедленно вернется домой. Леди Элвастон, которая хотя и решила терпеть сэра Наджента из-за его несметного состояния, объяснила дочери, что появление примитивного денди в обществе Сильвестра будет выглядеть нелепо и может ухудшить ее отношения с семьей покойного мужа.
Сильвестр покинул Чанс в конце января, на следующий день после отъезда последнего гостя. Он направился в Блэнфорд-парк, куда прямо из Лестершира уже были посланы его охотники, но сам решил сначала заехать в Лондон. Это отклонение от маршрута ни у кого не вызвало особого удивления, ведь он сообщил матери, что в Лондоне у него есть дело. Поскольку его больше манила охота в Блэнфорде, чем женитьба, герцогиня предполагала, что сын не кинется немедленно делать предложение одной из пяти кандидаток, потому что ни одна из этих юных леди не будет присутствовать на охоте в Блэнфорд-парке. Да и в Лондоне их присутствие в это время года маловероятно. Герцогиня сделала вывод, что Сильвестру не представится возможности воплотить в жизнь столь опрометчивое решение.
Герцог Салфорд отправился в Лондон, чтобы нанести утренний визит своей крестной.
Леди Ингхэм, вдова, жила на Грин-стрит в доме, битком набитом мебелью и украшениями. Переезжая после женитьбы сына из фамильного дома Ингхэмов на Грин-стрит, где она собиралась вести уединенную жизнь, леди Ингхэм вывезла с собой все, что было ей мило и дорого. Так как ни ее сын, лорд Ингхэм, ни его мягкосердечная жена не могли сравниться характером с пожилой леди, она взяла с собой столько добра, что на этом можно было бы нажить несколько приличных состояний. Правда, леди Ингхэм щедро пообещала завещать это имущество законному владельцу после своей смерти. Кроме вещей она захватила с собой дворецкого. Перенести эту потерю лорду Ингхэму оказалось значительно легче, потому что дворецкий все больше старел, с каждым днем становился все упрямее и придерживался порядков, которые лорд Ингхэм считал пережитками прошлого. Сейчас старый слуга неторопливо передвигался по дому и величественно выполнял свои обязанности. Он отговаривал вдову от многолюдных приемов и предлагал что-нибудь типа небольшого званого вечера или игры в карты. К счастью, леди Ингхэм и сама не испытывала особого желания давать обеды и балы и выдвигала в качестве оправданий такому манкированию светскими приличиями свой преклонный возраст и многочисленные болезни. Правда, ей было только пятьдесят шесть лет, и никто толком не знал, чем она страдает, разве что подагрой. Ходила леди Ингхэм, опираясь на трость из черного дерева. Когда же ей предстояли какие-либо серьезные действия, которые грозили вызвать учащенное сердцебиение, она немедленно посылала за сэром Генри Халфордом, который настолько участливо относился к ее здоровью, что на него всегда можно было положиться.
