Силуэты на облаках - страница 20

Трудно читать: написано чёрным по чёрному. Строчки размыты, слова неразборчивы. Записи — как телеграммы. «Перебежал дорогу барсук». «Вальдшнеп тыкал клюв в грязь». Вот совсем короткая запись: несколько точек и бороздок. А перевод у записи длинный: «Прилетел в эту лужу ночью плавунец из реки, охотился на бабочек, упавших в воду».

Загадки принято другим загадывать, а я их сам себе загадал. Да такие, что и разгадать не могу.

Есть у фотоохотников заповедь: каждому снимку — своя этикетка. Снял и запиши: что, где, когда? В памяти всё не удержишь. Но если бы все выполняли добрые советы!

Я не записал и теперь сам ничего не разберу. Не только где и когда, не пойму даже и что снимал. Смотрю на снимки и развожу руками.

1). Фото 1.

Прутья истлевшего зонтика или чертёж колеса? А может быть, не зонт и не колесо, а что-то совсем другое?

2). Фото 2.

Помню наполовину: снимал кору дерева, но вот какого, — забыл. Ольха, клён, дуб? Ясень, ёлка, тополь? Хоть убей, — не помню!

3). Фото 3.

Это, наверное, листья? Но, может быть, и трава? Похоже и на птичьи перья… Поди вот теперь разберись!

4). Фото 4.

Пожалуй, это следы на снегу. Только кто наследил? Зверь или птица?

5). Фото 5.

Что это: китайские буквы или окаменевшие следы ископаемой первоптицы? Но ни то, ни другое я никогда не снимал. Так что же всё-таки это такое?

Сидим с Лесовичком под шапкой, помалкиваем. Вдруг в «окошко» — бельчонок!

Я пошевелился — он не испугался. Я руку протянул — он пальцы обнюхал. Корочкой угостил — взял. Будто всю жизнь из рук ел!

Я удивляюсь, а Лесовичок посмеивается.

— Твой, что ли, приручённый? — спрашиваю.

— Нет, друг мой приятель, не мой и не приручённый. Самый что ни на есть лесной и дикий. Это загадка леса. Я давно голову над нею ломаю.

Бельчонок в углу корочку зубрит, Лесовичок рассказывает:

— Появляются вдруг в звериных семьях необыкновенные зверята — совсем не боятся человека! Сами в дома забегают, сами навстречу бегут, угощение из рук берут без боязни. Братья и сестры их дики, злобны, пугливы, а эти будто в избе выросли. И кажется мне, что ищут они с человеком дружбы, сами в друзья набиваются. Только вы, люди, никак этого не поймёте. Знаешь небось, что бывает, когда забежит в село белка, куница или заяц… Они к вам с дружбой, а вы за ними гоняться. Доверчивых ловите, остаются одни злобные и пугливые. Но лес опять к вам своих посланцев шлёт, лес всё надеется: а вдруг люди поймут и отбросят палку? Вот и этот бельчонок — посланец лесной.

Бельчонок не слушал нас, он корку зубрил. Но весь вид его говорил: «Ну поймайте меня, посадите в клетку — дело ваше. Но в другом выводке появится опять такой же доверчивый, он снова к вам прибежит. И до тех пор будут бегать, пока вам не станет стыдно».

— Звери надеются на человека, — говорил Лесовичок. — При большой беде к человеку бегут. Лоси от волков забегают в посёлки, куропатки в голод залетают на задворки, даже мелкие птички, спасаясь от ястреба, кидаются человеку в ноги. Такую доверчивость ценить бы надо!

Сказал и на меня посмотрел. И так посмотрел, что я невольно протянул бельчонку вторую корочку.

Дикого сорочонка назвали Катей, а крольчонка домашнего — Топиком. Посадили домашнего Топика и дикую Катю вместе.

Катя сразу же клюнула Топика в глаз, а он стукнул её лапой. Но скоро они подружились и зажили душа в душу: душа птичья и душа звериная. Стали две сироты друг у друга учиться.

Топик стрижёт травинки, и Катя, на него глядя, начинает травинки щипать. Ногами упирается, головой трясёт — тянет изо всех своих птенцовых сил. Топик нору роет — Катя рядом крутится, тычет носом в землю, помогает рыть.

Зато когда Катя забирается на грядку с густым мокрым салатом и начинает в нём купаться — трепыхаться и подскакивать — к ней на обучение ковыляет Топик. Но ученик он ленивый: сырость ему не нравится, купаться он не любит, и поэтому он просто начинает салат грызть.