Аллаху акбару, Аллаху акбару
Ашхаду аль ля иляха илля-л-Лаху,
Ашхаду аль ля иляха илля-л-Лаху
Ашхаду анна Мухаммадар-расулю-л-Лахи,
Ашхаду анна Мухаммадар-расулю-л-Лахи,
Хаййя алас-саляти, Хаййя алас-саляти
Хаййя алаль-фаляхи, Хаййя алаль-фаляхи
Кад камат ас-саляту, Кад камат ас-саляту
Аллаху акбару, Аллаху акбару.
Ля иляха илля-л-Лаху...
Усиленный мощными динамиками на минарете мечети Ахунд азан, призыв к молитве поплыл в горячем воздухе - и майор решился. Он всегда старался проводить встречи с агентурой или прочие опасные мероприятия во время намазов. Риска намного меньше - а намазы пять раз в день, если подгадать...
Он ускорил шаг.
Лавка. Сидящий бачонок - внук Эмануллы, таджика по национальности. Торговца завербованного милицией и дающего отличную информацию.
Последняя проверка. Он чуть споткнулся, бросил мельком взгляд назад - ничего... Можно.
- Салам алейкум, маленький бача...
- Салам алейкум, эфенди... - отозвался бачонок - дедушка пьет чай.
Эманулла имел все основания опасаться за свою жизнь - таджик в городе, из которого пуштуны постепенно выживали представителей всех других национальностей, наплевав на заповеди пролетарского интернационализма. За советский паспорт для детей - Эманулла был готов на все.
- Проводи меня к нему...
Когда воротина двери скрыла их от улицы - добрый шурави сунул мальцу небольшую шоколадку, чуть подтаявшую от жары. Для маленького афганца это было невиданное лакомство.
- Рахмат, шурави-эфенди...
Эманулла тоже не молился. Сын и внук басмачей, выбитых в Афганистан, он был уже стар, чтобы менять свои привычки и пытаться показать себя тем, кем он не являлся. Знал, что даже если он будет каждый день вставать на намаз не пять - а пятьдесят пять раз - грехов уже не замолить. Поэтому - когда все возносили хвалу Аллаху - он сидел и пил чай, понимая что в это время торговли не будет...
Дементьев неуклюже расположился на потертом, истоптанном и оттого по местным меркам более ценном чем новый ковре. Расположился внешне неуклюже - но так его научили садиться понимающие люди, чтобы в случае чего быстро вскочить. Оправил полы своей безрукавки - внешне небрежно, но на деле - чтобы не мешала быстро выхватить оружие. Эманулла, которого звали так же, как одного из давних правителей Афганистана, друга Ленина - заметил, но ничего не сказал...
Бачонок принес чай. Янтарный, терпкий, настоящий. В СССР такого не было - видимо, заваривать не умели.
- Ибрагим привез товар... - негромко и словно бы ни к кому не обращаясь сказал Эманулла - так много, что не хватило одного осла, чтобы его перевезти.
- И Монадбой тоже... - промельком заметил Дементьев, прихлебывая чай - и вдвое больше его. Или втрое?
Старик тяжело посмотрел на шурави
- Мне жаль тебя... - наконец, сказал он
- Почему же?
- Потому что ты - бинанга**. Человек без рода. Без племени. Ты живешь так и считаешь это нормальным...
Дементьев пожал плечами
- Пролетарский интернационализм, однако.
- Мне жаль всех вас. Вы хотите быть друзьями всем - но получается, что у вас нет друзей. Вам не нужно врагов. Мой дед говорил про красных шурави - когда у них есть враг, они дерутся с ним как дьяволы. Когда у них нет врага - они дерутся как дьяволы сами с собой. Вы несчастные люди, рафик Петр. Когда вам плохо - никто не подставит вам плечо.
Таким образом - иносказательно, как на Востоке Дементьев дал понять, что недоволен тем, что старик дает информацию сугубо избирательно, сдавая своих врагов и ничего не говоря про своих соплеменников. Старик ответил, что про соплеменников говорить ничего не будет.
Майор хотел было возразить - но вспомнил, что на него в инспекцию по личному составу стуканул его зам, который хотел отличиться и получить повышение по службе. И наверняка - на его зама - придет время, и тоже стуканут...
Как все мерзко то... Мерзко...
- Рахмат, эфенди. Еще что-то?
- Да. К Вахиду пришли четверо. Одеты как шурави, говорят как шурави - но пришли оттуда. Понял?
Майор въехал мгновенно
- Да. Только четверо?
- Да, четверо.
- Приметы?
- Особых нет. Одеты как нафары.*** Один - как тот молодой нафар, который недавно отирался у лавки. Широкий. Ты его знаешь?
