— Ну и что же, — сказала Бригида со свойственной ей насмешливостью, — зато налюбуется досыта! А ты почему так скоро вернулась? Не интересно, что ли?
Розалия махнула рукой.
— Эх, нет! Разве я всего этого не видела? Мало, что ли, натанцевалась я, когда покойный отец был председателем уездного суда… Да и потом, хотя Лопотники были уже проданы, родители купили каменный дом на Склеповой улице, вот тот, шоколадного цвета, и мы еще несколько лет чудесно развлекались… Мама тогда хотела выдать меня замуж….
— Ну и почему не выдала?
— Не случилось подходящей партии. Было несколько предложений… но ничего подходящего! Мама не разрешила, да и… я сама не хотела… Лучше совсем не выходить замуж, чем унизить себя и выйти за кого попало.
— Вот как! — пробормотала Бригида.
— А ты не ходила смотреть на танцы? Ты, вероятно, тоже много танцевала, когда твои родители хорошо жили?
— Очень мало, — ответила девушка.
— Почему?
— Потому что моя мать очень много танцевала.
Розалия засмеялась.
— Да ведь пани советнице было уже лет сорок, когда пан советник умер!
— Ну и что ж, ей нельзя было дать и двадцати пяти…
— Да ну! Ты во всяком случае… и сейчас очень недурна, а восемь лет тому назад…
— Я до восемнадцати лет носила короткие платьица и кружевные панталончики, а была ли я красива, или некрасива, этого никто не видел. Зато все видели, что мама красивая…
— Да ну! — удивилась Розалия. — Нет, моя мама не такая, совсем не такая… С тех пор как я ее помню, она всегда ходила в чепчике и казалась даже старше своих лет, она только обо мне и заботилась: чтобы я была хорошо одета, много развлекалась и сделала приличную партию…
— Ты, значит, очень счастливая! — заметила Бригида.
— Почему, Брыня?
Бригида ничего не ответила, а Розалия минуту спустя добавила:
— В этом все мое счастье!
Бригиде послышались в голосе подруги грустные нотки, и она спросила более участливо:
— У тебя были братья и сестры?
— Нет, я была единственной дочерью.
— И в этом тебе повезло.
— Почему?
— Потому что в сто раз легче совсем их не иметь, чем потерять!
— Ах! — воскликнула Розалия. — Я вспоминаю… вспоминаю… Пани советница как-то говорила, что у нее были два сына…
— Были.
— Умерли?
— Погибли.
— Как это погибли?
Соседки впервые так долго и откровенно беседовали друг с другом. Неприветливая, угрюмая Бригида была более склонна к ссорам, чем к дружеским беседам и излияниям. Может быть, ее привел в хорошее, спокойное настроение Вильчек, который время от времени просыпался, поднимал свою большую голову и лизал ее руку? Опираясь щекой на ладонь и слегка покачиваясь, она сказала:
— Как-то у мамы было много гостей, из города пришли, из деревень понаехали… Конрадка, которому было два года, немка отнесла на кухню и посадила на стол. В кухне, конечно, суета, какая бывает обычно в не слишком богатом доме, когда хотят себя показать… Кто-то задел за стол и перевернул его… Ребенок упал в бочку с водой…
— Утонул! — крикнула Розалия.
— Нет, простудился и умер.
— А второй?
— Второй — сгорел.
— Господи Иисусе!
— На нем платьице загорелось, когда он стоял у камина в гардеробной. Промучился, бедняжка, две недели и умер. Ему уже четыре года было… мальчонка мой дорогой… Его похоронили рядом с братом, жаль, что не рядом со мной…
Глаза Бригиды сверкали в темноте, как два уголька. В приглушенном голосе звучала жгучая горечь.
— А меня, где там! — продолжала Бригида. — Меня ни огонь, ни вода, ни слезы, ничего не берет… И голову я после смерти отца не расшибла, хотя об стенку билась… Такая уж у меня грубая натура…
— Зачем ты говоришь, что у тебя грубая натура, — робко возразила Розалия.
Бригида досадливо махнула рукой.
— Потому что грубая, — сказала она, — отцовская… Я всегда, с самого раннего детства, любила что-нибудь делать… все равно что… только бы не сидеть сложа руки. К музыке у меня никаких способностей не было, непоседа я была, смеялась я так же, как отец, громко, от всего сердца…
— Ты смеялась? Ты, Брыня! — в величайшем изумлении воскликнула Розалия.
— Пока был жив отец, — ответила Бригида резко и мрачно.
— Ах! — вздохнула ее собеседница. — Почему это, как только отцы умирают, матерям и дочкам тяжело становится жить на свете… Так тяжело… Так плохо…
