«Люди не понимают, что самое трудное — делать что-то близкое к ничему, — сказала Абрамович о перформансе. — Это требует от тебя всего, и нет ничего, за чем можно спрятаться. Есть только ты».
Присутствие требует вас целиком. Это не ничто — это может быть самой сложной штукой в мире.
Когда мы поднимаемся на трибуну, чтобы произнести речь, наш разум сосредоточен не на решаемой задаче, а на том, что подумает о нас аудитория. И это влияет на наше выступление. Когда мы боремся с каким-нибудь кризисом, наш разум твердит, что это несправедливо, что творится безумие и что так продолжаться не может. Почему мы спускаем важную эмоциональную и ментальную энергию именно тогда, когда она нам особенно нужна?
Даже спокойным домашним вечером мы думаем о том, что еще необходимо сделать. Закат может быть чудесен, но вместо того, чтобы им наслаждаться, мы бросаемся его фотографировать.
Мы не присутствуем, и поэтому мы упускаем. В жизни. Во взгляде. Мы не делаем максимально возможного.
Многие из стоящих в очереди на перформанс Марины Абрамович ненамеренно иллюстрируют это явление. Торопясь войти в едва открывшиеся двери, они быстро проскакивали мимо таких же впечатляющих этапов ее карьеры, чтобы стать первыми для «особенного». В очереди они суетились и болтали, пытаясь убить время. Они дремали, прислонившись друг к другу. Проверяли свои телефоны, а потом проверяли их снова. Планировали, что будут делать, когда подойдет очередь, и размышляли, на что это будет похоже. Некоторые втайне разрабатывали мелкие проделки, которые, как они надеялись, принесут им пятнадцать секунд славы[16].
Скольким же обычным чудесам они закрыли свой разум!
Это заставляет задуматься: после такого непостижимого опыта с Мариной — лицом к лицу с реальным присутствием — когда они вышли из музея и шли по многолюдной улице Нью-Йорка, вдохнули ли они по-новому живой ритм городских джунглей или, что вероятнее, немедленно вернулись к своей занятой жизни, полной отвлекающих факторов, беспокойств, грез, неопределенности и самомнения? Делали они именно то, что мы делаем практически каждый день?
Мы не живем в этот момент. По сути, мы пытаемся отчаянно от него отделаться — думая, разговаривая, беспокоясь, вспоминая, надеясь и делая все что угодно. Мы платим тысячи долларов, чтобы иметь в кармане устройство, гарантирующее отсутствие скуки. Мы подписываемся на бесконечную деятельность и обязательства, гонимся за деньгами и достижениями, наивно веря, что в конце нас ждет счастье.
Толстой заметил, что любовь не может существовать в будущем. Любовь реальна только в том случае, если случается прямо сейчас[17]. Если вы подумаете, то поймете: это утверждение истинно фактически для всего, о чем мы думаем, что чувствуем или что делаем. Лучшие спортсмены на самых важных играх полностью здесь. Они внутри себя, они сейчас внутри.
В будущем нет величия. Или ясности. Или прозрения. Или счастья. Или умиротворенности. Существует только эта минута. Мы не имеем в виду буквально шестьдесят секунд. Настоящая минута — то время, в котором мы предпочитаем существовать, вместо того чтобы задержаться в прошлом или тревожиться о будущем. Однако мы можем долго отталкиваться от впечатлений от случившегося накануне. Или долго беспокоиться и надеяться на то, что произойдет когда-нибудь. Прямо сейчас — это, возможно, несколько минут, или утро, или год — если вы сможете оставаться в этом «сейчас» так долго.
Как написала писательница Лора Инглз-Уайлдер, сейчас — это сейчас[18].
И больше его никогда не будет.
Поймай его!
Кто настолько талантлив, что может позволить использовать для решения проблемы только часть себя? Чьи отношения настолько прочны, что их достаточно даже без проявлений? Кто настолько уверен, что у него будет другой момент и что он может смело упустить этот? Чем меньше энергии мы тратим на сожаления о прошлом или беспокойство о будущем, тем больше энергии будет у нас на то, что сейчас перед нами.
Мы хотим научиться видеть мир как художник: пока люди не обращают внимания на окружающее, живописец действительно видит. Его занятый ум отмечает и то, как летит птица, и то, как незнакомец держит вилку, и то, как мать смотрит на ребенка. Он не думает о завтрашнем дне. Все, о чем он думает, — как ухватить опыт и поделиться им.
