– Тут намного лучше, чем я ожидал. – Коротко махнув рукой, папа указывает на нас: – Это моя супруга Бекка и Кэл, сын.
– Бекка, – повторяет Грейс. Затем, улыбаясь, поворачивается ко мне. – На самом деле этого парня я прекрасно знаю. Моя дочь Кэт уже много лет на тебя подписана. Я слышала, что они собираются перевезти сюда вашу семью, но не знала, что это произойдет сегодня. К счастью, Кэт увидела твое видео и тут же мне рассказала. Я примчалась так быстро, насколько это было возможно. – Затем она обращается к моим родителям: – Папарацци – как их еще назвать – здесь настоящая напасть.
Папа сердито на меня смотрит.
– Ты выложил видео? Так вот почему… они знали, что мы здесь! Тебе же известны правила!
– Я решил их обойти, – слабым голосом отвечаю я. Мои щеки краснеют, и я внезапно понимаю, что на меня сейчас смотрят три пары осуждающих глаз. Мне хочется оказаться на улице, но я не могу слинять: снаружи журналисты. Может, у меня получится от них убежать? – Я все исправлю. Давайте я выйду и проверю, там они или уже убрались. П-простите.
Грейс вдогонку предупреждает меня не выходить на улицу, но мне все равно, а родители, которые потеряли дар речи, не в силах протестовать. Я не в силах больше находиться в этом доме.
Я знаю, что могу все исправить, пускай даже не представляю, каким образом.
Стоит мне открыть дверь, как в глаза бросается настоящий репортерский цирк, развернувшийся прямо перед нашим домом. Количество машин, фургонов, камер и репортеров успело увеличиться втрое. Все они тут же направляют на меня объективы камер, и я замираю, но трепет от происходящего заставляет кровь быстрее течь по венам. Это то же самое волнение, что я испытываю, когда веду свои стримы, только гораздо более сильное. Почему Америке так интересна моя персона? Только потому, что я новый персонаж в этом позорном реалити-шоу? Потому что у моего отца один шанс из четырех попасть на Марс?
Чушь какая-то.
– Эй, Кэл? – доносится чей-то голос со стороны соседнего дома.
Выглядывающая из-за спины парня девушка разевает от удивления рот:
– Боже, это действительно он!
Мои щеки заливает краска, когда я вижу двух подростков, словно сошедших с семейного портрета Такеров. Ребята сверлят меня взглядом. Они кажутся безупречными и прекрасно подготовленными к этой жизни, со сверкающими улыбками и уверенной походкой. На них идеально выглаженная школьная форма, чересчур нарядная.
– Я Леон, – представляется парень, протягивая мне руку. Поза у него слишком напряженная, а выражение лица кажется отрепетированным. – Рад встрече.
Его голос звучит чуть громче, чем нужно. Наверное, это чтобы его лучше улавливали микрофоны. Меня передергивает, но когда ты стоишь перед воплощенным совершенством – даже если сам выглядишь как потный бродяга, который не принимал душ уже несколько дней, – нужно прилагать максимум усилий, чтобы ему соответствовать.
– Я тоже рад познакомиться.
Повисает неловкая пауза. Мы смотрим друг другу в глаза, и я тону в его взгляде, едва не забыв о сотнях тысяч зрителей, которые будут наблюдать за нашим знакомством.
– Мы приехали, как только узнали, – произносит наконец девушка. – Я Кэтрин, рада с тобой познакомиться.
Нас здесь всего трое, но принятые ребятами позы столь театральны, что кажется, будто они участвуют в каком-то сценическом представлении – мы все развернулись в сторону камер. Мне становится интересно, как долго им пришлось тренироваться работать со СМИ, чтобы научиться вести себя подобным образом. Так четко и идеально взаимодействовать друг с другом.
Моя улыбка начинает блекнуть, потому что брат и сестра Такеры не похожи на людей, с которыми я хотел бы дружить.
Волнение давно сошло на нет, осталась лишь атмосфера общей неловкости.
– Верно, – говорю я. – Ну, вот мы и познакомились.
На долю секунды вновь повисает тишина, а потом Леон вдруг начинает хохотать. Мы с его сестрой внимательно за ним следим, и на короткое мгновение Леон, наклонившись, кладет руку мне на плечо. Я ощущаю прикосновение его пальцев даже после того, как он отпускает меня, и, несмотря на жару, по моей спине пробегает холодок.
